Последние слова – удар плетью. Таков наш самый большой страх – заснуть, зная, что каждый фут земли принадлежит нам, а проснуться за забором. Времена меняются. Помню года, когда нас считали зажиточной семьей; мы даже занимали кому-то семена. Родители вложили в эту землю не только силы, но и душу. Мы все – часть ранчо, и отдать его сравнимо с потерей руки, а мне – так головы. Даже не хочу об этом думать. Хантер оттого и злится, что не видит выбора. Он ни за что не предаст ни веру отца, ни свою любовь к месту, которое его вырастило. Он разрывается между двумя желаниями: помочь родной земле и покинуть ее.

Пока я медленно, задумчиво доедаю ужин под шумное дыхание отца, сестра выходит на кухню. Я сижу спиной к камину; на стене играют тени, и я невольно пытаюсь расшифровать их танец, найти в них ответы на вопросы. Куда приведет эта дорога? Какова цена свободы? Сердце? Душа? Жизнь?

Оставшись с отцом наедине, я понимаю, почему именно я стал наследником ранчо. Не только я погибну без своей земли, но и она без меня.

– Будь проклят этот Лопес… [2]

Я слышу голос сестры где-то слева. Учитывая, что нас разделяет не меньше трехсот шагов, вероятно, она кричит во все горло. Благо отец где-то вверху по реке и точно не услышал и моих проклятий тоже. А сколько их сорвалось с моих губ!

Я вытираю пот со лба, хотя прекрасно знаю: через секунду он вновь градом потечет вниз до самых штанов. Но мне нужна эта секунда передышки, иначе я упаду в реку и сплавлюсь до самого океана. Хотя я по колено в воде, это совсем не помогает.

Отец обещал выгнать нас на поиски золота еще до зари – чтобы беспощадное августовское солнце не спекло всех его детей сразу. Мы наивно повелись на эту уловку и согласились на ранний подъем. Вдобавок нас подстегнуло обещание: никаких работ в поле! Жаль, никто не догадался, спросить, когда мы вернемся домой. Солнце в зените совсем не внушает надежды, что вечером я успею съездить в город. Если вообще буду в состоянии двигаться. Мышцы одеревенели. Остается надеяться на Патрицию, которая может начать жаловаться и упросить отца поехать домой скорее.

Копаясь в речном иле, я спиной чувствую надменный взгляд Рея. Повозку с нами и вещами тащили две кобылы, а он развлекался тем, что красовался перед ними. К счастью, когда на твоей шее хомут, молодой конь превращался в надоедливую муху.

Краем глаза я замечаю, что отец пристально разглядывает меня. Черт. В сотый раз наклоняясь к ситу, я вновь начинаю проклинать этого самого Лопеса. Вот взял же и откопал золото! Отец каждый раз нам припоминает его случайную находку то ли в реке, то ли в корнях лука. Стоит кому-то найти золото – и желание повторить его успех вспыхивает в округе подобно болезни. Да, отец старается ради семьи. Вряд ли одно лишь ранчо обеспечит светлое будущее сразу всем нам. Но все же.

Продолжая негодовать, я медленно опускаюсь к ситу. В кристально-чистой воде я натыкаюсь взглядом на свое отражение и на чистое небо. Еще вчера буря грозилась поглотить долину, а сегодня, будто насмехаясь, разгоняла ветром последние спасительные облака. Я пытаюсь растянуть каждую секунду, поэтому двигаюсь так, словно время вокруг меня течет не быстрее речки. После грозы она разлилась – если раньше была максимум по щиколотки, то сегодня нам всем пришлось закатать штаны. Бедная Патриция со своим платьем. Ее волосы, даже завязанные в хвост, касаются воды. Но эта вода – наше спасение. В ней черная земля иногда становится сверкающим золотом, с ней уходит тяжелый день, а без нее мир вокруг теряет краски. Я довольно улыбаюсь, погружая руки в прохладный поток.