Прежде чем ответить, Джинни покосилась на Ансона:

– Он… Я не в курсе, но он много пьет.

– Понятно, – кивнул врач. – Что ж, он пока молод и относительно здоров, и его организм должен восстановиться после травмы. Мы оставим его на несколько дней под нашим наблюдением.

Судя по тону врача, «наблюдение» большей частью должно было состоять в том, чтобы не позволять Дэнни Колтрейну загружать свою печень алкоголем, пока рана не заживет. Ансон понял это, и Джинни поняла. Она кивнула с мукой в глазах:

– Да, хорошая идея.

– Но мы не сможем держать его тут, если он станет препятствовать нашей работе, – предупредил доктор Эмерсон. – Объясните ему, пожалуйста, что это для него важно.

– Да-да, я с ним поговорю. – Джинни улыбнулась, но на лице ее не было облегчения, а только отчаяние и незащищенность, болью отзывающиеся у него в груди.

– Он сейчас спит, но если вы хотите видеть его, прежде чем мы переведем его в палату…

– Да, хочу. Спасибо.

Доктор Эмерсон взглянул на Ансона:

– Ваш друг может вас сопровождать.

Ансон хотел было отказаться, но она снова посмотрела на него с таким отчаянием в небесно-голубых глазах, что его охватила решимость идти за нее в огонь и воду.

Да что это с ним?

– Спасибо, – поблагодарила доктора Эмерсона Джинни.

Когда Ансон поднялся, долговязый и неуклюжий рядом с ней, маленькой и собранной, его вдруг посетило нелегкое ощущение, что он стоит на пороге чего-то нового, с чем в жизни ему еще не приходилось сталкиваться.

Врач ушел, и маска ледяной собранности на лице Джинни начала таять. Он увидел, что она вне себя от беспокойства.

– Тебе не обязательно идти со мной. Извини, мне не стоило…

– Нет, я иду с тобой.

Его ноющее сердце остро ощутило ее благодарность и облегчение.

– Он бывает, мягко говоря, невыносим.

– Он моложе тебя?

– Нет, старше. Но мне все равно приходится за ним присматривать.

– Почему?

Джинни нахмурилась, будто удивляясь его вопросу.

– Потому что мы одна семья.

Конечно, семья. Как он сразу не догадался? Наверное, потому, что у него никогда не было настоящей семьи…

Спящий Дэнни лежал на каталке. Он был очень бледен и казался маленьким и хрупким, пусть на самом деле был здоровый парень, хотя и худой, потому что много пил и мало ел. К двадцати восьми годам он не успел потерять здоровье из-за пьянства, но все к тому шло. Джинни прочитала это предупреждение в глазах врача, пока он рассказывал ей о состоянии брата. Дэнни спал, и она не стала его будить. Будет еще время поговорить в отдельной палате, когда он протрезвеет.

Ансон Дотри ждал ее, неловко пристроившись на узком металлическом стуле – длинноногий, длиннорукий, широкоплечий. Он взглянул на Джинни снизу вверх и показался ей таким милым, что ей по-детски захотелось броситься ему на шею, обнять его, расплакаться у него на груди, и чтобы он обнял ее этими длинными руками, наговорил ей теплых добрых слов и прогнал бы все ее страхи.

Джинни с трудом заставила себя отвернуться. Никто, кроме нее самой, не сможет изменить ее жизнь к лучшему. И она справится.

– Он тут неплохо устроился, – пошутил Ансон, кивком указывая на мониторы, подключенные к Дэнни. Шутка вышла натянутой.

Ей не стоило тащить беднягу сюда, ведь они почти не знают друг друга.

– Дэнни оклемается, я в порядке. Ты можешь ехать домой. Мы и так испортили тебе пятничный вечер.

– Испортили? – Ансон широко и искренне улыбнулся. – Неправда. У меня фингал под глазом, разбитый нос и куча впечатлений, чтобы делиться с друзьями. Самая лучшая пятница в моей жизни!

– Грустная история, – с улыбкой произнесла Джинни.

– Вот как? – Он хлопнул ладонью по соседнему стулу. – Садись. Я тебе сейчас поведаю такую грустную историю, по сравнению с которой твоя – еще цветочки.