Наемник закрыл глаза. Пятьсот километров напрямик из Университета в Москву. Тридцать километров в день, с учетом непредвиденных обстоятельств, снежных буранов, экстремальных морозов, поиска убежища для ночевки. Дней семнадцать получается. Если поднажать, можно уложиться в две недели. Если повезет с погодой и препятствий не будет, то еще меньше, дней двенадцать. Столько же назад. Итого четыре недели. Еще дней пять или шесть, чтобы добраться с попутным караваном до Университета, найти кого нужно и договориться насчет похода и оплаты. Получается чуть больше месяца. Еще куча времени уйдет в самой Москве – Макс не настолько наивен, чтобы рассчитывать найти нужный хабар сразу. Может, он вообще ничего не найдет, но об этом лучше не думать. Итак, только на дорогу надо тридцать три – тридцать пять дней. А на все остальное, включая Киру, пребывание в Москве и поиски сыворотки на ближайшие два месяца, в его запасе еще дней десять – двадцать.

Что ж. Ему нужно всего-навсего три чуда. Добраться до Москвы живым, найти то, что потребует заказчик, вернуться обратно. И если эти три чуда произойдут… Тогда он, Макс по прозвищу Шрайк, будет жить. Не два-три месяца, а восемь-девять или, может быть, даже год. Потому что у него найдется, на что купить хорошую, качественную сыворотку, настоящее лекарство, а не тот медленный яд, который струится сейчас в его венах. Хотя даже с хорошей сывороткой итог будет тот же – дуло в рот и палец на крючок.

Наемник глубоко вздохнул. До чего же убог по сути своей человек. Когда ему остается два месяца, он начинает цепляться за самый ничтожный шанс, чтобы пожить чуточку больше, зная при этом, что все равно оттягивает неизбежное крайне незначительно. Хотя… если вдуматься, это, может быть, на самом деле достоинство, а не изъян. Только вот такая бескомпромиссная, неудержимая воля к жизни позволила человеку выживать как виду спустя целых восемьдесят восемь лет после Судного Дня, а некоторым отдельным особям хомо сапиенс – так еще и, хватив лишку дрянного пойла, мечтать о том дне, когда он, Человек Разумный, вернет себе свой мир.

Макс невесело усмехнулся. Самая большая шутка человечества – это то, как оно себя назвало. Человек Разумный. Если вспомнить историю о том, как люди после первых двух Несчастий – Метеорита и Эпидемии – сами создали себе Третье – ядерную катастрофу, становится понятно, что второе слово в научном названии человека – лишнее.

Он поднял голову и посмотрел на тусклое светлое пятно скрытого свинцовыми тучами солнца. Макс видел небесное светило всего один раз в жизни, в далеком детстве – и запомнил это навсегда. Ослепительно яркий свет, воплощение самой жизни и всего того прекрасного, что в этой жизни случается, заливал все вокруг: снег, жалкие домишки поселка, лица людей… Отец Макса плакал, глядя на солнце, и лучи света превращали его слезы в жемчужины. Тогда маленький Максим думал, что папе, как и ему, больно смотреть на яркое пятно в небе. Много лет спустя он понял, что вовсе не потому плакал его отец. Это была тоска по загубленному миру и утраченному праву видеть солнце не один раз в жизни, а каждый день.

А мир вокруг сиял и сверкал, словно рай. Снег, укрепленная стена, игрушечный солдатик в руках мальчика – все это светилось сильным внутренним светом, точнее, так тогда казалось Максимке. Его глаза, привычные к миру сумрачных дней и непроглядных ночей, слезились, не вынося яркого света, но он зажмуривался на миг, отирал слезы и вновь смотрел вокруг, понимая, что второго такого чуда, может быть, больше никогда не увидит.