Август сделал шаг ко мне, присел на корточки, и мне пришлось сжать зубы и прикусить язык, чтобы никак не отреагировать на то, что его ладонь коснулась моей щеки.

– Ну сколько раз ещё мне повторять, глупенькая? – вздохнул, словно очень-очень расстроен. – Верни то, что принадлежит мне, и я оставлю тебя в покое, обещаю. Время поджимает, Рони. Скоро стукнет пять лет с того дня, как ты меня создала. И если до этого времени ты наконец не поймёшь, что больше не нуждаешься во мне, всё начнётся с начала, отсчёт пойдёт заново и тогда… придётся мне быть твоей тенью ещё целых пять мучительных лет… И если ты допустишь такую оплошность, Рони, страшно представить… как сильно я буду расстроен, и во что от обиды могу превратить твою и без того убогую жизнь. – Придвинулся ближе и зашептал в самое лицо: – Возненавидь меня, перестань нуждаться во мне, Рони. Искренне и от всей души. Иначе… я помогу тебе это сделать. Ну, что ты, девочка моя, – улыбнулся без капли нежности и провёл костяшками пальцев по моей мокрой от слёз щеке, – не такой уж я и садист, у тебя ещё есть время. Постарайся, ладно?

– Почему – пять?.. – одними губами произнесла, чувствуя себя совершенно опустошённой. Не знаю, почему я задала именно этот вопрос из десятков возможных, но… я чувствовала, что ответ на него крайне важен.

Глаза Августа в подозрении прищурились:

– Неужели… правда, ничего не помнишь?

– Что именно я должна помнить?

– Хм… Действительно. Не помнишь, – произнёс с глубоким разочарованием, выдержал паузу, которая по ощущениям длилась вечность, а затем вдруг обхватил моё лицо ладонями, притянул к себе и коротко, но с силой с жаром прижался губами к моим губам. – Не бойся, Рони, – прошептал, слегка остранившись, – я не Филип… я не смогу взять тебя силой… даже если очень этого захочу.

Когда в комнату вернулась Дина, Августа в ней уже не было.

– Ну ты как? – поинтересовалась с беспокойством, после того, как заставила меня выпить полстакана воды. – Полегче стало?

Неуверенно кивнула и на ватных ногах поплелась к кровати.

– Ну а я что говорю? – фыркнула сзади Дина. – Это всё грёбаная пепперони виновата, отвечаю! О! А это ещё что? Подарок? Кому? Мне-е-е? – протянула вдруг, и я так круто развернула к ней голову, что хрустнули шейные позвонки.

– Не открывай! – успела лишь вскрикнуть, но Дина уже сорвала бант с маленькой красной коробочки, что держала в руках, и заглянула внутрь.

***

– Тот подарок оставил Август? – спрашивает Ева, явно впечатлённая детализацией моего рассказа.

– Да. Кто ж ещё? Август пытался надавить на самое больное, вспороть старые раны, заставить меня начать испытывать к нему то же самое, что когда-то я испытывала к Марго и Филипу. Он хотел стать для меня одним из тех, кого я всей душой возненавижу, но… Август ошибался. Таким образом, он бы никогда и ни за что не смог обрести желанное освобождение.

– Твоя любовь была к нему настолько сильна, Ника?

– Любовь? – мрачно усмехаюсь. – Это зависимость, Ева. Это как наркотик, даже хуже. Им можно плеваться, можно давиться отвращением, душиться злобой… но от него ни за что нельзя отказаться, – просто не сможешь, силы воли не хватит. Это болезнь. И цена выздоровления была слишком высока.

Ева выдерживает паузу, глядя на меня глубоко задумчивым взглядом, затем негромко прочищает горло и возвращается к предыдущей теме:

– Так что же находилось внутри коробочки, Ника?

– А разве вы не знаете? – я с горечью усмехаюсь, отводя взгляд от раздражающе спокойного лица Евы. – Или вы думаете, это было моей идеей хранить лезвие в подарочной коробке украшенной милым атласным бантиком?