– Возможно. Роберт Нормандский почти год готовился к этому походу, – заметил Уильям. – Но до Инниса новости доходят ещё дольше. Я хочу написать письмо. Разыщи гонца и скажи, что на рассвете он отправится в Суффолк, к моему брату.

Жан поклонился и бросился исполнять поручение.

Уильям недолго думал над письмом: в нескольких строчках попросил Гилберта принять крепость Иннис под свою защиту на время его отсутствия – отправить туда хотя бы пятнадцать хорошо обученных воинов. Упомянул и о том, что здоровье отца вызывает тревогу. Дописав, поставил внизу свитка свою печать на воске с гербом дома де Клер, и, откинув шерстяной полог на кровати, лёг не раздеваясь.

Некоторое время Уильям лежал без сна. Ему всегда было спокойно спать в отцовском доме, однако, некая сила неумолимо тянула его в Нормандию – к месту, где он родился. Смутно помнил, как были счастливы родители, несмотря на то, что отец часто уезжал в Кан, где обосновался Вильгельм Завоеватель перед взятием Англии. Его старший сын Роберт выбрал Руан, поэтому перед походом обязательно нужно побывать в замке Орбек, ставшим Уильяму домом в первые годы жизни. Теперь же хотелось получить благословение и на родине, чтобы с чистым сердцем отправиться в путь.

На рассвете Уильям спустился в холл, чтобы передать свиток гонцу. Закутавшись в плащ (август 1096 года в Лондоне выдался сырым и прохладным – всё чаще моросил мелкий дождь), наблюдал, как к нему направляется человек его отца. Приняв письмо и получив необходимые указания, поклонился и вышел, оставив Уильяма в одиночестве среди тишины, нарушаемой свистом ветра в закоулках поместья. Он долго будет помнить опустевший холл, который постепенно заполняли робкие бледные лучи поднимающегося солнца, касаясь трёх гобеленов возле камина.

Роджер де Клер, тяжело опираясь на трость, медленно подошёл к Уильяму. Его лицо казалось опухшим, словно он не сомкнул глаз этой ночью. Волосы были взъерошены, а руки едва заметно дрожали. Лоб прорезали глубокие морщины. Отец был в просторной тёмно-синей сорочке, поверх которой был наброшен короткий шерстяной плащ. Некоторое время Уильям молча смотрел на графа прежде, чем тот обнял его. Дыхание отца было тяжёлым и прерывистым, словно он силился произнести хоть слово на прощание. Отстранившись, Уильям увидел, что глаза отца слезятся, а рот нервно подрагивает.

– Прощай, отец. – Уильям кивнул и отступил. – Дай бог, ещё свидимся.

Не оборачиваясь, он покинул поместье в сопровождении своих рыцарей. В его голове звучали строки из Библии: «Если Бог будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом…»[13]

Его путь лежал к Узкому морю[14] и в родную Нормандию. Чем ближе он был к нему, тем сильнее была вера в то, что он сумеет вернуться.

Опасные желания

Август 1096 года

Она видела, как её дядя стоял на холме, озаряемый вспышками молний. Его ноги были широко расставлены, кулаки подняты к небу, а на лице застыло свирепое выражение. Он проклинал её. Обвинял в собственной смерти. Тряс обрывком верёвки, на которой его повесили. Его пунцово-красное лицо бледнело, а затем вновь начинало багроветь. Кларисс бежала со всех ног, оскальзываясь и падая в мокрой земле.

– Это не дождь! – рычал её дядя, Баллард Маккей. – Это слёзы нашего народа! Униженного и раздавленного Завоевателем и его чёртовым отродьем! Шотландия умывается слезами вдов и детей, обездоленных и убогих, лишённых пищи и крова! И всё по твоей вине, глупая девчонка!

Кларисс чувствовала, как земля уходит из-под ног. Чувствовала, как задыхается. Чувствовала, как бешено колотится сердце, словно она угодила в капкан. Волосы застилали глаза, вились вокруг шеи и хлестали по рукам, когда она бежала без оглядки. Ещё мгновение, и она начала проваливаться в ледяное вязкое болото.