– С тех пор, как на моих глазах король подписал договор о браке между одним из Воронов и своей дочерью от второй жены, назвав эту дочь наследницей Таумрата, вкрадчиво произнес Дикий. – Мы были там, матушка, семь братьев, ты и сам Эннобар. Я бы мог, конечно, призвать в свидетели его, но, боюсь, мертвецы не отвечают на вопросы живых. Да и непросто будет выкопать его из той грязи, где его похоронил Брес. Зима, все замерзло.

Миледи гневно раздула ноздри и стиснула зубы.

– В таком случае ты должен помнить, что ту дочь Эннобара звали Лорна, а не Финела, – прошипела она.

– Лорна там же, где ее отец и мать, – пожал плечами Дикий. – Финела – последняя и единственная дочь Эннобара.

– Никто не видел Лорну мертвой, – отрезала леди Ворон.

Дикий насмешливо поднял бровь и улыбнулся, глядя ей в глаза:

– Матушка, неужели ты думаешь, что беспомощная девчонка могла выжить в резне, где ее искали все волкодавы Бреса? Лорны больше нет на свете. А Финела – здесь. И вместе с ней – права на трон Таумрата. У нас в Твердыне – королева, а не жалкая сирота, которую приютили из милости. Твоя дальновидность изменяет тебе, матушка. А чутье слабеет.

– Ты слишком много стал на себя брать, – процедила сквозь зубы мать Воронов. – Большие кости хватаешь, так и подавиться недолго.

– Ничего, у меня зубов хватит, – оскалился в ответ Дикий, распрямляясь.

Глаза его в полумраке комнаты отливали алым – то ли в них так причудливо преломлялись отсветы огня, то ли так странно падали тени. Леди Ворон приоткрыла рот. Несколько мгновений мать и сын молча смотрели друг на друга, а потом хозяйка Твердыни поднялась с кресла и шагнула к Дикому.

– Я отправила твоих старших братьев в Таумрат, потому что хотела уберечь младших от этого, – тихо сказала она.

Дикий настороженно слушал ее. Леди Ворон протянула руку и дотронулась до его небритой щеки, осторожно погладила.

– Я думала, что вас горы не позовут, вы всё казались мне слишком маленькими. Казалось, старая кровь в каждом из вас становится все слабее…

Дикий прикрыл глаза и замер.

– Я думала спрятать вас, оставить в Таумрате, но все пошло не так, – говорила леди, вглядываясь в лицо сына. – И кто бы мог подумать, что старая кровь сильнее всего заговорит именно в тебе. Вот чего я всегда боялась – увидеть это в ком-то из вас.

– Да, кроме меня, никто не сгодился, – криво усмехнулся сын, не поднимая век. – Все разлетелись, остались только я и Младший. Но он ни в тебя, ни в отца. Кровь Воронов, кровь Аодха, в нем спит.

– Я одинаково хотела уберечь вас всех, – голос леди дрогнул.

Дикий медленно открыл глаза. Взгляд его был жестким, холодным.

– Поздно, – его мощная рука поднялась и накрыла белую узкую ладонь леди.

– Слишком поздно, – повторил Дикий, чуть сжал руку матери и отпустил. – Я слышу, как поет ветер, слышу, как переговариваются волки на перевалах, слышу, как ревут олени, как шепчутся совы на старых лиственницах. Горная стужа пришла в мое сердце. Тебе лучше уехать в замок Оленей до весны. Забирай младенца, лесоруба и уезжай отсюда.

– Финела…

– Королева останется со мной, – перебил ее Дикий. – Война только началась. Она останется со мной до тех пор, пока я не принесу к ее ногам голову Бреса, как я поклялся над телом лорда Кайси.

Не дожидаясь ответа, Дикий развернулся и вышел. Сквозняк всколыхнул гобелены и занавеси на стенах, казалось, за ними проснулись какие-то осторожные существа. Глядя сыну вслед, леди Ворон стиснула рукой ворот у горла.

В главном зале царила торжественная тишина. Бронзовые вороны грозно замерли на спинке трона. Дикий вразвалку поднялся по ступеням и остановился, разглядывая птичьи изваяния и узоры спинки и подлокотников. Ухмыльнувшись, он вольготно развалился на сидении, широко раскинув ноги.