Красный уставился в окно – лунный диск застыл над неспокойным зимним морем. В дверь постучали, и в комнату заглянул король Кулен.

– Можно войти? – спросил он, шмыгнув красным распухшим носом.

– Конечно, – поднялся с кресла Красный Ворон.

– Думаю, можно приступать завтра, – Кулен потер руки, хрустнув пальцами.

Красный не ответил. По спине у него поползли мурашки. Осквернение могил не такой поступок, на который легко решиться. И Красный про себя изумлялся, откуда у дерганого, малодушного Кулена вдруг взялась такая сила воли.

– Все готово, – продолжал король. – Солдаты, телеги, факелы, все необходимое. Завтра надо выступать. Земля еще мягкая, но в любой момент с моря может подуть ветер, и тогда на холмах нам придется несладко.

– Что ж, – собрался с духом Красный. – Завтра – значит завтра.

Кулен молча взглянул на него, и Красного снова пробрал озноб. Ему показалось, что на лице короля Приморья появилась смутная тень – знак обреченности.

– Я очень любил Морну, – тихо сказал Кулен. И я не могу потерять Альпина. Он – все, что осталось от нашего рода. Корона Приморья должна перейти ему, а Брес пойдет на все, чтобы заполучить ее. Я должен сделать больше, чем в моих силах, чтобы Альпин сохранил жизнь и престол.

Они отправились в путь в предрассветных сумерках. Ветер дул ровный, береговой. Красный ехал рядом с Куленом, закутанным поверх лисьей шубы в меховой плащ. Король кусал губы и то и дело моргал – глаза у него слезились.

Красный обернулся – на стене стояли придворные. Чуть поодаль от них возвышалась статная фигура златовласого фомора Немеда. Длинные сверкающие пряди плескались на ветру.

– Твоя затея никому не нравится, – сказал Красный. – Даже если у нас все получится, тебе этого не простят. А если ничего не выйдет…

– Наплевать, – отмахнулся Кулен. – Я придворным никогда не нравился. Им нравился мой отец, потому что позволял им делать все, что вздумается. И Эннобар нравился, потому что был похож на короля из легенды.

– Но твой трон держится на них, – развернулся в седле Красный. – С их отцами твой дед добивался для Приморья самостоятельности. А ты привел к ним фоморов.

– Сейчас мой трон держится только на страхе перед Бресом, – вздохнул Кулан. – В таком положении вести войну еще и с фоморами было бы самоубийством. Надо уметь забывать старые обиды, когда приходят новые беды.

– Знаешь, – задумчиво сказал Красный. – Ты оказался хорошим правителем. Гораздо лучше твоего отца сейчас я это понимаю.

– Насколько хорош был правитель, судить можно только после его похорон, – криво усмехнулся Кулен. – А вон, кстати, и курган Кондлы.

Красный посмотрел вперед – к горизонту уходила линия высоких, поросших кустарником холмов. Их лысые покатые вершины напоминали застывшие волны.

– Золото могли украсть уже до нас, – сплюнул на землю Ворон.

– Только не у Кондлы, – покачал головой Кулен. – Этот могильник слишком на виду, слишком глубок и хорошо засыпан, а самое главное, его охраняет проклятие. Говорят, через несколько десятков лет после смерти Кондлы какие-то воры попытались раскопать курган – и больше их никто не видел. Есть еще старая легенда о том, как один пастух заплутал ночью, оказался у кургана Кондлы – и увидел, как в холме распахнулась дверь и сам Кондла Сто Битв вышел под лунный свет. Его взгляд был таким страшным, что пастух поседел, а потом и вовсе умом тронулся. Таких историй много.

– Ты в них веришь?

– Я – нет, – дернул плечом Кулен. – Но люди верят. Сам подумай, как за сотню лет никто из расхитителей гробниц не добрался до его могилы? Страх – вот что удерживает воров.