Он, не говоря ни слова, сорвал с нее покрывало. Простыня под ним была вся смятая. Кровь бросилась ему в голову.

– Я вижу, тебе очень не здоровилось, – мрачно сказал он. – У тебя был припадок или лихорадка? А? Что тебя так возило по этой постели? Или кто?

Он угрожающе навис над нею. Одна его рука упиралась в спинку кровати, другая лежала рядом с ней на смятой постели. Мэри испуганно сжалась.

– Ты что, Пьер… Ты что, я была одна. Клянусь тебе. Клянусь!

– Так, значит, ты принимаешь здесь мужчин, пока я работаю? И много их у тебя? Одного я только что встретил на улице. Это был он? Он только что вышел из моей спальни, ведь так? Говори!

Он вырвал из ее руки яблоко, которое она судорожно сжимала, и швырнул его об стену. Мимолетное касание ее руки привело его в бешенство. Мысль о том, что эта рука только что ласкала здесь другого мужчину, была невыносимой. Горькая обида и отчаяние захлестнули его. Он сжал зубы, ему захотелось ей сделать во сто крат больнее того, что он испытывал сейчас сам. Он схватил ее за руки и принялся трясти ее, как куклу.

– Пьер!.. Пьер!.. Я не виновата!..

И тогда он руками впился ей в горло. Он давил его так, насколько хватало ярости и сил. Она отбивалась, хрипела, раздирала ногтями его лицо, но он не придавал этому значения: одно лишь желание рассчитаться с нею полностью завладело им. Он не знал, хотел ли он ее убить или только заставить страдать, он ничего не помнил и не видел кроме этой смятой постели и ее полуголого тела в ней.

Она затихла и он понял, что она мертва. Тогда он отпустил ее и вышел из комнаты.

– Так вы застали вашу жену с другим мужчиной? – спросил его худой, заросший щетиной инспектор после того, как его дом наполнился полицией.

Он покачал головой.

– Ну тогда с чего вы взяли, что была измена?

– В этой комнате многое указывает на это, – устало ответил он.

Тогда он еще не знал, сколько раз ему придется отвечать на этот вопрос.

– Что, например? – поинтересовался инспектор.

– Что? – растерянно спросил Пьер, вытаскивая из кармана пальто сигареты. – Смятая постель, ее вид. Она была практически голая.

– Этого мало. Может, вашей жене не здоровилось и она прилегла. Ну а голая, так и что с того. У вас хорошее отопление. Вот если бы вы застали ее с другим мужчиной…

– Я встретил его на улице, – сказал он после недолгого раздумья.

Инспектор удивился.

– Мужчину? Вы с ним знакомы?

– Нет.

– Ваша жена с ним знакома?

– Возможно. Я почти уверен в этом.

– Как вы это поняли? Вы увидели у него какую-то вещь вашей жены?

– Нет.

– Тогда как? – инспектор терял терпение.

– Я это почувствовал.

– Ну, это… слишком неопределенно.

Инспектор помолчал, рассматривая смятую постель. Тело Мэри уже увезли к тому времени.

– И еще один вопрос. У вас были разногласия с вашей женой?

– Нет, – ответил Пьер.

Инспектор только скривился в усмешке.

Жалел ли он о том, что сделал? Об этом его спрашивали на суде, да и сам он себя спрашивал об этом в разное время. Нет, скорее, он не жалел. Он понимал, что не мог бы поступить иначе в той ситуации. Ее измену он простить бы не смог. Она была для него больше, чем жена, она была частью его самого, и он всегда считал, что ей он может доверять. Никогда он не ставил под сомнение ее верность и честность с ним. Это было само собой разумеющимися вещами, как воздух и вода, о которых даже особенно-то и не задумываешься, они есть, без них нельзя, и это непреложная истина. Поэтому ее измена, а она была для него, практически, доказанным фактом, была несовместима с жизнью. С ее жизнью. Он не смог бы просто так выйти из спальни, узнав о таком, в их случае это было невозможно.