Катя очнулась от воспоминаний, и стала думать о Жене. В девяностые он, как и многие другие, удрал в Штаты, позднее обосновался на Кипре. Она потеряла его из виду, потом случайно нашла через Интернет. Началась вялая переписка. Все то ушло, тот восторг, когда она влюбилась в него, и он ответил взаимностью. Это был взрыв чувств, но потом все медленно сошло на нет, осталась лишь дружба. Как это было:

Начало мая, а жара, как в самый разгар лета.

Женя говорит о своей новой картине:

– Она сюрнАя, – говорит он. – «Мой дым, но не мой дом», так я ее назвал. Завтра пойдем смотреть.

– Куда?

– В мастерскую, конечно.

Катя молчит.

Женя пристально смотрит на нее. Умные печальные глаза у Жени, как у старого сеттера, хотя он старше Кати всего на пару лет.

– А я тебе стихи написал. Новые. Слушай:

Вспоминаю голодный лес.

Он имел человеческий вес.

Ты как лес была голодна,

Когда оставалась одна.

А сегодня в голодном лесу

Я тебя на руках несу.

Как дырявые рукава,

Мои руки не греет трава…

– Хорошие стихи, – говорит Катя. – Красиво читаешь.

Не читает, а будто поет, напевает грустным, глубоким, как со дна озера, баритоном… Его голос убаюкивает ее, смысл стихов растекается мыльной пеной, сквозь которую проступают деревья с корявыми лапами, по лесу несет ее Женя на руках, а белое платье невесты мыльной пеной сползает с Кати и капает на траву…

Ночь разлилась рекой, затопила город. Дома – водяные растения. Изредка поплавками замаячат кое-где на балконах ночные курильщики, бессонные старики… За окнами, внутри, в черноте квартир, тихими снежными хлопьями оседают на постели сны. Подводный снегопад. Он неравномерен. Кому-то досталось сразу три сна, а кому-то не одного. Вот и Катю сны продинамили. Она снова и снова вспоминает… Люди… Транспорт… Человеческие потоки бурлят, волнами перехлестывают движение друг друга… И она – часть этой стихии… Она вбегает в метро, выходит из него, лезет в автобус, перебегает улицу, сворачивает за угол… А двор похож на детский рисунок: неровная зелень закапана желтыми кляксами. Это одуванчики на траве сквозь пелену ее слез, когда она узнала… Поняла, что лучшая подруга, Настя, увела ее жениха.

… Свадьба Евгения и Анастасии была пышной. Это был скоропостижный брак. Расписалась, съехались, и разбежались. Через три года. Потом Женя жил в своей мастерской. А затем иммигрировал. На Западе он стал модным художником. Кате он написал несколько дежурных писем, и она ответила ему тем же. Смертельная обида заморозила ее душу. Все один к одному, в течение нескольких лет, подряд – потеря жениха и подруги, через два года смерть родителей, через четыре года смерть бабушки, потом потеря работы… Она зарылась в Интернет, как страус головой в песок… Подруга первая пошла на примирение. Да и какой смысл вспоминать дела давно минувших лет? Так что отношения восстановились. Хотя подруга была уже не та, ну и Катя тоже изменилась. И отношения у них были скорее приятельскими, дружбой это никак не назовешь. Болтовня подруги иногда просто бесила Катю, но она сдерживалась. Ведь их связывало так много: юность, детство, куличики в песочнице, «Первый звонок» – «Последний звонок» – выпускной бал… и Женя. И еще, давно возникшая привычка общаться.

Хотя у Кати были и другие, дежурные, подружки, так, чтобы время иногда провести.

Жизнь – хороший учитель, и Катя твердо уяснила себе – нельзя знакомить подруг со своими друзьями. Никогда!

Она свернулась калачиком в мягком бархате ночи, а наутро ее разбудил настойчивый звонок в дверь.

На пороге стоял посыльный с преогромнейшим букетом цветов. Необычайно большие оранжевые розы с бордовыми каемочками по краям лепестков теснились в подарочной упаковке и отчаянно благоухали. Из самого сердца букета нагло выглядывала записка: «Это тебе, Ёжик». Внизу приписан номер мобильника. Катя, совершенно обалдевшая, не знала, что и делать. Принять такой дорогой букет было совестно. Ведь это означало бы, что она согласна на все его ухаживания, и что она не против вступить с ним в какие-то отношения. В тайне от себя, она даже хотела этого. Но вот так сразу? Ни за что.