— Ты теперь местный чиновничий божок? — слышу голос Тани. — Большой человек?

Данила переводит на нее взгляд и с ленцой кивает подбородком на ее волосы:

— А ты местная королева?

Взметнув вверх руку, Таня стягивает с головы пластиковую корону, которую там забыла, и вручает безделушку Марусе.

Стискиваю губы, чтобы не рассмеяться. Их обоюдные перепалки чертовски знакомая вещь. Если бы я была до тошноты откровенна, сказала бы, что это та вещь, по которой можно скучать.

В девятнадцать он был настоящим паршивцем. Несерьезным по отношению к девушкам, которых менял, как носки. У моей же подруги в ту пору уровень ответственности по отношению к любому предмету в жизни был таким, что с Данилой они являлись противоположными полюсами, даже несмотря на одинаковую фамилию.

Таня любила химию, ненавидела свои волосы и стеснялась брекетов, поэтому улыбалась только по праздникам и только мне.

— Зря, тебе шло, — бросает Капустин, осматривая разбросанные по плечам волнистые волосы Тани с легким прищуром.

— Тебе тоже идет, — кивает она на его деловую одежду. — Честно говоря, я удивлена.

— Чему?

— Твоей должности, — поясняет она. — Я была уверена, что ты не закончил школу… — намекает она на то, что многие спортсмены не могут похвастаться законченным школьным образованием, не говоря уже о высшем.

Запрокинув голову, Капустин смеется, а когда смотрит на Таню снова, улыбка на его губах становится плавной, а взгляд приковывается к ее лицу.

— Ты меня плохо знаешь, — говорит он ей.

— И слава Богу! — улыбается она фальшиво.

Даня снова смеется и бросает взгляд через плечо.

Меня не нужно отрезвлять. Пока они бодались, я ни на секунду не забывала о том, кто стоит за его спиной в трех метрах отсюда.

Зотов тоже не терял нас из виду, пока раздаривал ослепительные улыбки фанатам. Хлопая одного из них по плечу и пожимая беспорядочно протянутые к нему руки, он начинает медленно отделяться от собравшейся вокруг него небольшой толпы.

Собрав в кулак все свои разыгравшиеся мысли и чувства, слежу за тем, как, опираясь на трость и еле-еле наступая на больную ногу, он движется к нам. На нем дутый пуховик и шапка с помпоном, которая, несмотря на всю свою дурковатость, безумно подчеркивает скулы и точеные черты его лица.

Капустин отходит в сторону, освобождая место для своего друга, который осматривает нас всех нечитаемым взглядом, а потом обращается к Тане:

— Привет. Давно не виделись. Как дела?

Вижу, как за стеклами очков острый взгляд подруги впивается в его лицо. Она молчит секунду, изучая, ведь они, и правда, давно не виделись!

— Привет, — бормочет. — У меня всё отлично, — отвечает на его вопрос, не собираясь отвечать на его вежливость тем же — спрашивать о том, как дела у него.

Я и рада, и нет! Все же больше рада: мое подсознание твердит, что о его делах мне лучше совсем ничего не знать. Достаточно того, что по широким плечам и красивому, чуть покрасневшему от мороза лицу, глаза плавают жадно.

В воздухе повисает напряженная секундная тишина, которую внезапно прерывает стук каблуков и громкое:

— Я опоздала?!

Я делаю крошечный шаг назад, оттаскивая вместе с собой Марусю, когда рядом с Капустиным возникает блондинка в шубе трендовой леопардовой расцветки и сапогах на тонких высоких каблуках, протыкающих свежевыпавший снег.

Ее руки обвивают плечи Данилы, когда она бросается ему на шею, а его руки, в свою очередь, смыкаются на ее талии.

— Нет, малышка, ты как раз вовремя… — Капустин хрипит так, словно ему сдавили гортань.

— Прости, зай… — тянет блондинка капризно. — Я знаю, что опоздала. Ты обиделся, зайчонок? — надувает ярко-алые губы.