– Никогда не поздно прийти к истинной вере, Гленард.

– Согласен. Однако я человек очень любознательный и начитанный. Поэтому я очень хорошо знаю и историю нашей веры, и ее обряды, и ее главные книги, и всё, на чем она стоит. Я не знаю, что думаете о вере в Двух Богов вы, Эйлин, но я абсолютно, непоколебимо уверен в том, что наша вера построена на любви. На любви, уважении и терпимости. На любви к Богам, к людям всех рас и народов, ко всем живым существам, и ко всему, что составляет этот мир, несовершенный, но прекрасный. Именно эта догма, базовая догма любви, позволила нашей вере в Двух Богов просуществовать столь долгое время без серьезных конфликтов, расколов, религиозных войн, которые затронули в свое время и бьергмесов, и альвов, и зорг даджидов и даже кадирцев. Священники и священницы Двух Богов всегда имели возможность служить Богам по любым обрядам, которые они считали нужными, и изменять их, если этого требовала обстановка или их личное убеждение, которое, как считается, и есть воля Бога и Богини. Да, есть какие-то традиционные формы обрядов, особенно здесь, при дворе. Да, есть какие-то общие традиции и обычаи. Но они всегда были именно традициями и обычаями, а не законами и правилами. И именно это было проявлением нашей любви к Богам и любви Богов к нам. То, что вы сейчас говорите, Эйлин, это не о любви. Это о желании жестко контролировать то, что такому контролю не должно и не может подлежать. Да, наша вера постоянно изменяется. Да, появляются новые группы, новые течения, новые веяния, новые обряды, новые формы молитв и заклинаний. Но наша вера, в целом, остается неизменной. Остается единой во всех тысячах многообразностей ее проявления. Потому что любовь, она одна для всех. И каким бы ни было формальное выражение нашей любви к Богам, внутри нас, каждого из нас, оно остается единым. Любовь нельзя ограничить каким-то фразами или правилами. И мне крайне странно, Эйлин, что вы, пройдя такой долгий и славный путь в нашей церкви, достигнув вершины ее иерархии и став главным священником нашей Империи, этого не понимаете. Меня это изумляет, и, если откровенно, ужасает.

– Гленард, – Эйлин воздела руки к потолку, – вы меня не слушаете! Я не говорю о том, что я хочу заставить всех молиться одинаково. Я не хочу превратить нашу прекрасную религию в мрачное подобие кадирской ереси. Я говорю не об этом. Я рассказываю вам о тех случаях, фактах, реальных событиях, когда наша вера была намеренно извращена для совершения злых деяний. Я рассказываю вам о людях, реальных людях, которые занимаются магией, реальной или мнимой, с целью причинения вреда, и им действительно удается этот вред причинить. Я рассказываю вам о возможном существовании целого заговора, пытающегося расколоть и подорвать Империю путем таких вот реальных действий. А вы мне говорите о любви. Естественно, наша вера и наши Боги – это любовь. Но именно эта любовь сейчас в опасности. Потому что где-то там, за стенами этого дворца и вашего Дома Тайной Стражи есть реальные люди, которые эту любовь ненавидят и хотят эту любовь уничтожить. И у них это может получиться.

– Вы хотите, чтобы я бросил своих стражников на поиск этого заговора и этих еретиков?

– Да, Гленард. Я хочу, чтобы вы поступили с этим заговором точно так же, как вы поступаете с любым другим заговором в Империи. Если хотите, я перечислю вам все факты, которые мне известны, а вы сделаете свои выводы.

– Перечисляйте, Эйлин. Напишите в подробностях на бумаге или на пергаменте все обстоятельства заговора и злодейств, о которых вы мне сообщили. Тайная Стража обязана расследовать любое сообщение об угрозе Империи и Императору. И мы расследуем. Конкретные случаи с конкретными последствиями и их возможную связь. Если что-то найдем, будем поступать точно так же, как и с любым другим заговором в Империи. И не больше. Я не буду превращать Тайную Стражу, Эйлин, в стражу веры, как в Кадире. Мы не будем охотиться за ведьмами и травницами просто потому, что они ведьмы и травницы. Мы не будем врываться к священникам в дома и проверять исполняют ли они заветы церкви, и не еретики ли они. Мы не будем следить за тем, кто из крестьян и горожан посещает алтари и храмы, а кто нет, и что они там делают и говорят. Мы не будем этим заниматься сами, Эйлин, и я клянусь вам, что я не позволю этим заниматься кому-то еще. Мы – Тайная Стража. Мы не охотники за ведьмами и колдунами, и мы не позволим превратить нашу веру в Двух Богов, веру любви, в веру ненависти и нетерпимости. А если кто-то попытается это сделать, мы будем жестко, а при необходимости – и жестоко, это пресекать. Независимо от того, как высоко этот кто-то сидит. Я понятно выражаюсь, Эйлин?