Когда я была ребенком, мне это казалось неправильным. Но, к сожалению, мама и Уильям с малых лет внушали мне свои циничные определения к таким словам, как «романтика», «вечность», «любовь» и многим другим. И это, мягко говоря, выбивало из колеи. С одной стороны, я посвящала все свое время воплощению желаний невесты, перебирала с ней варианты церемоний и мест, где они могли проходить, а также вникала в каждую мучительную деталь: от приглашений на свадьбу до тортов. Но, с другой стороны, как только клиенты скрывались за дверью, тут же слышала комментарии, что все это – обман, что хороших людей на самом деле редко где встретишь и что всем намного лучше жить в одиночестве.

Неудивительно, что несколько лет назад, когда моя лучшая подруга Джилли вдруг начала засматриваться на мальчиков, я не спешила к ней присоединяться. Я была четырнадцатилетней девчонкой, которая смотрела на мир с горечью разведенной женщины среднего возраста, которая снова и снова повторяла как мантру все, что ей внушали. «Не строй больших надежд, потому что он лишь разочарует тебя», – качая головой, говорила я, когда подруга переписывалась с каким-нибудь здоровяком футболистом. А когда та с преувеличенным драматизмом размышляла, стоит ли признаваться парню, что он ей нравится, то и вовсе предупреждала: «Не делись с ним тем, что не готова потерять». Так что, пока сверстники общались и, возможно, флиртовали в небольших группах, я стояла отдельно, в переносном смысле и буквально, как какая-то зануда, появляющаяся в конце каждой романтической комедии или под финальную песню о любви. Ведь я училась у лучших. И в этом нет моей вины. Что, впрочем, не делало меня менее раздражительной.

Но прошлым летом, жаркой августовской ночью, все изменилось. Пусть и на некоторое время, я поверила в любовь. А в результате стала обладательницей самого разбитого из сердец. И, что еще хуже, мне было некого в этом винить, кроме себя. Если бы я только дважды сказала «нет», а не только один раз, и ушла домой, в собственную постель, оставив эти романтические бредни позади, пока у меня была такая возможность!.. Ну да ладно.

В этот момент мама допила остатки вина и отодвинула бокал в сторону, вырывая меня из мыслей.

– Уже полночь, – посмотрев на часы, сказала она. – Мы все собрали?

– Нет, нужно еще кое-что отнести в машины, а потом свободны, – ответил Уильям, а затем встал и поправил свой костюм.

Обычно мы надевали на мероприятия официальную одежду, но чуть скромнее, чем гости. Так мы сливались с толпой, но при этом слегка выделялись на общем фоне. Этакое хрупкое равновесие, как и все в этом бизнесе.

– Луна, осмотри вестибюль и выходи на парковку, а я проверю все здесь и в ванных комнатах, – добавил он.

Я кивнула и направилась к дверям через опустевший ресторанный зал, если не считать нескольких официантов, которые расставляли стулья и убирали бокалы. Лампы прекрасно освещали помещение, так что я с легкостью замечала на полу то тут, то там цветочные лепестки и смятые салфетки, а также бокалы и пивные банки. В вестибюле тоже никого не было, кроме какого-то парня, высунувшегося в приоткрытую дверь и курившего сигарету под табличкой «НЕ КУРИТЬ».

Я вышла через парадную дверь в прохладу ночи. На стоянке тоже царила тишина, и вокруг не было никого. Вернее, мне так казалось, пока я не повернулась и не увидела одну из подружек невесты, высокую чернокожую девушку с косами и кольцом в носу (Малика? Малина?), которая стояла рядом с клумбой. Сжимая в руке салфетку, она промокала глаза, а я в очередной раз задумалась, что же такого эмоционального в свадьбах и почему слезы на них так заразительны.