– Слушай, давай потом.

– Испугался?

– Я? Ничего подобного.

– Тогда давай сейчас. Чего тянуть?

– Не нравится мне что-то твой нож. Ты можешь неправильно всё сделать.

– Ты сам можешь.

– Самому неудобно.

– Тошка, хватит заливать. Сделаем так: я первый себе сделаю, а за мной ты. Согласен?

Тоша насупился. Ему очень не хотелось, чтобы к его коже прикасались разные непонятные острые враждебные его здоровью предметы, но и отказать мне, на тот момент единственному своему другу, он не мог, чтобы не упасть в моих глазах.

– Хорошо, ты первый.

Я выбрал для пореза большой палец на левой руке, поднёс его к подушечки нож, замер. Ну, прям, не могу полоснуть по пальцу и всё. Покраснел от натуги, давлю всей пятернёй на пластмассовую ручку, а нож ни с места. Погано. Вот и Тоша уже готов улыбнуться, тело его потеряло напряжённость, мускулы лица расслабились, сейчас он что-нибудь обидное мне скажет. Это-то ощущение предчувствия слов порицания, оформленных в обёртку глумления, меня и подвигли к действиям. Раз я не сумел себя полоснуть сразу один резким движением «чик и готово», пришлось менять тактику на ходу. Я спокойно, без натужного рывка в герои, приложил лезвие ножа к пальцу, слегка надавил, зажмурился и стал пилить. Туда-сюда, сюда-туда. Четырёх возвратно-поступательных движений хватило, чтобы мою плоть обожгло. Открыв глаза, увидел – из пальца течёт кровь. Медленно сочится, набухая одной единственной большой алой каплей. Положив нож на стол, я поспешил схватить чашку с Кагором, стряхнув в неё каплю. Кровь растеклась по поверхности вина плёнкой, как бензин по воде. Сходство с нефтепродуктами долго не продержалось: кровь растворилась в вине.

– Твоя очередь, Тоша, – проговорил я и протянул ему нож.

Весь мандраж вернулся к моему другу при виде крови. Плотно сжав губы, он принял из моих рук орудие братания и с мольбой во взгляде вопросительно посмотрел на меня.

– Не бойся, это не больно. – Я обманывал Тошу на самую малость. Делал это ради его пользы, так что это не считается.

Тоша не подкачал, нож он использовал лучше, чем я. Разрезал с первой попытки – одним быстрым движением. Разрез на указательном пальце (он выбрал его, а не, как я, большой) получился глубже. Он сделал – “ВСССЫЫ”, кровь заструилась легко, непринуждённо. Он поместил руку с кровоточащим пальцем над чашкой и в неё закапало. В отличие от моей светлой крови, его имела практически вишнёвый оттенок, глубокий сочный цвет сливался по цвету с вином. Кровь булькала в Кагор и тут же исчезала. Его крови попало в чашку на порядок больше моей.

– Теперь давай – разрез к разрезу.

Я протянул порезанный палец Тоше, он – мне. Наши раны поцеловались, соединились, сроднились. Пока кровь не свернулась, пощипывало.

– Пей.

Тоша, сделав глоток из чашки, передал её мне. Выпил он саму малость, основную часть пришлось допивать мне. Вкуса крови я так и не почувствовал, зато сладкий, колючий вкус Кагора разъел мне язык. С трудом мне удалось проглотить магическое снадобье побратимов, а потом немалых усилий стоило удержать смесь крови и вина в желудке.

Закончив с ритуалом, и я и Тоша испытали невиданный подъём сил. Энергия нас так и распирала. Больше торчать дома мы не хотели. Быстро одевшись, побежали на улицу. Так у меня появился кровный брат. А знаете ли, чтобы потом в жизни не случилось, такой ритуал ко многому обязывает.

Мой первый день в новой школе запомнился мне на всю жизнь. Первый урок – "Русский язык". Учительница меня представила, и я сел на первое попавшееся мне на глаза свободное место. Моим соседом оказался Лёня Чижов, белобрысый здоровяк (немного пухлый, но не такой, чтобы его дразнили «жиртрест», кстати, он бы и не позволил), с большой головой, плоскими щеками, идеально причёсанный (волосы на пробор), хорошо одетый, чванливый и жестокий му*ак.