В город Ратмир попал уже ближе к вечеру. По грязным деревянным мостовым угрюмо сновал городской люд. Измождённые, но шустрые мальчишки, негромко перекрикиваясь, скользили в этой толпе, норовя украсть у торговцев пирогами маленький кусочек съестного, чтобы хоть как-то успокоить мучительное чувство голода.

Подростки постарше и бородатые мужики, пряча под полой кафтана котомку с уже нарезанными кусочками чёрного хлеба, бродили среди озабоченных горожан и негромко предлагали: «А вот хлебушек…кому хлебушка? Можно за деньгу, а можно на обмен». И голодные люди доставали из своих сундуков последние отрезы сукна, ношеные кожаные сапоги и прочую утварь и несли всё это к менялам, чтобы получить небольшой, размером с ладонь, вожделенный кусок хлеба.

Иногда тут же по этим улицам проносились на откормленных скакунах в чёрных одеяниях бородатые, оскалившиеся опричники, с гомерическим хохотом направляя своих лошадей прямо на толпы беззащитных горожан, не разбирая ни стариков, ни женщин, ни детей.

– Будь ты проклят, ирод! – крикнула немолодая горожанка вслед такому царскому слуге, сбившему своим скакуном с ног её престарелую мать, с которой они шли в церковь к вечерней молитве. Толпа вокруг ахнула и тут же наступила тишина. Всадник в чёрном сразу же развернулся и направился к ней.

Стоявший рядом народ бросился врассыпную, а женщина, увидев несущегося на них коня, склонилась над беспомощно возившейся на земле старухой и прикрыла её своим телом. Рассвирепевший опричник на полном скаку нагнулся и, схватив несчастную прямо за волосы, поволок её за собой по земле. Отчаянный женский крик пронзил тишину площади, но никто не посмел и глаз поднять от земли, молясь только о том, чтобы их миновала бы такая ужасная участь.

Потом всадник кинул свою жертву наземь и, проскакав по инерции несколько метров, повернул коня обратно. В этот момент обезумевшая от боли женщина попыталась присесть, опираясь о землю дрожащими руками. Даже любопытные мальчишки в ужасе прикрыли руками глаза, увидев, как страшный чёрный человек на полном скаку саблей разрубил сидевшую на земле горожанку, и её тело медленно развалилось на две истекающие кровью половинки.

Ратмир, наблюдавший за ужасной сценой из-за двери питейного заведения, побледнел и, сжав губы, стал пристально рассматривать гарцующего рядом с убитой женщиной опричника. Тот победно махал окровавленной саблей и выискивал очередную жертву. Но площадь казалась бы безжизненной, если бы не полуслепая престарелая мать погибшей горожанки. Она, сидя на земле, беспомощно водила вокруг себя руками в поисках посоха и негромко звала свою дочь: «Доченька, доченька… Татианушка, помоги мне посох найти».

Ратмир понял, что опричник собирается напасть и на несчастную старуху, и торопливо полез правой рукой за пазуху. Достал оттуда какой-то продолговатый предмет, завёрнутый в белую тряпицу. Развернул её и в руках у него оказалась небольшая полая тростинка. Затем Ратмир огляделся по сторонам. Все посетители питейного заведения, спрятавшись за ставни и под столы, как зачарованные не спускали глаз с дверей корчмы, моля только об одном – чтобы страшный опричник не надумал заскочить и сюда. А тот, чувствуя свою безнаказанность, ощерился гнилыми зубами и направил, было, своего коня прямо на старуху, размахивая окровавленной саблей. Но вдруг в какой-то момент он выронил саблю и схватился обеими руками за шею. Лицо его побагровело, он стал задыхаться и, выпучив глаза, свалился на землю. Выгнувшись всем телом, он продолжал сжимать себе горло, и пена пошла у него изо рта. Опричник натужно хрипел и сучил ногами в чёрных шёлковых портках, вокруг него по деревянной мостовой расплылась лужа.