А ведь когда-то каждый его вздох ловило полмира.

Тэйн никогда не ссорилась с отцом – в этом не было необходимости: все случилось до нее. Точнее, до ее сознательного участия в устройстве структуры собственной семьи и неформальных степеней родственных связей. Мама не запрещала ей общаться с ним – он сам вспоминал о ней не часто в гонке за призраками былого успеха. (В основном поздравлял с днем рождения по телефону, часто с опозданием, и извинений там было больше чем пожеланий. Еще в детстве – брал ее на мероприятия, и быстро забывал о ней в пылу дел или налаживаний нужных контактов… Но потом встречи почти иссякли). Ну а Мама просто обозначила в сухих фактах – где ее биологический отец, и кто ей этот теперь изрядно потрепанный человек, который проставлен в ее документах, и фигурирует теперь малоопознаваемым лицом и малоузнаваемым ныне именем на бесчисленном количестве эпичных рэтро-роликов…

…и в новостях, содержание которых обычно мало радовало. Правда, и не било поддых, оставляя лишь осадок негасимой грусти, как заставляет грустить любое увядание. Останавливает, чтоб напомнить о чем-то вечном и неизбежном, и отпустить дальше… Своим путём.

С детства на примере матери она усвоила, что с тем, что с ним происходит – ничего не поделать. И лучше туда не оглядываться. А главное – не вестись на провокации прессы, то и дело пытавшейся выйти на них в связи с этим родством. Для нее – весьма теперь дальним.

Ведь мать через суд добилась, чтоб их имена были убраны из официальных источников его биографий. Чтоб со временем и вовсе затерлись в массовой памяти. Все пошли своим путем – ничего не отрицая. Просто оставив позади.

Словом, они обе – тут ни при чем.

Просто эти тонну лет назад они были молоды, и мыслили несколько иначе – таково было обычное объяснение мамы. Жизнь тогда, в развеселые 90-е, крутилась колесом, и все немного запутались, даже она – Брисс. Обычно этого объяснения оказывалось достаточно, чтоб объяснить факт появления дочери на свет, не ударяясь в трагедии.

Тейн никогда не боялась встречи с ним, но никогда и не жаждала. Она совсем не знала этого человека. Который то и дело срывается, как бы кому ни обещал, растерял и сделал врагами всех былых друзей, которым многим хорошим обязан, общается до сих пор с постоянной былой соперницей матери в юности, котрая его и втянула в гулянки и употребление, любит поскандалить на камеру. Не умеет позаботиться о себе, и за себя отвечать.

Она не боялась подхватить эту «заразу» – мать с детства приучила ее время от времени посещать психотерапевта, и начинать такой разговор с признания «я – дочь наркозависимого», как делала и сама, в слегка другом статусе. Потому что этот статус – он навсегда. Таков постулат. Тейн была прочно приучена, что отрицание – свидетельство болезни, а единственным надежным иммунитетом от предрасположенностей является признание, своевременное обращение за помощью, честность и контроль своих состояний. Спасибо маме, себя саму и её она «прокачивала» с детства.

И все бы так и оставалось,

Но настал тот день лет 7-8 назад. Случилось то письмо в соцсети, вдруг всколыхнувшее нечто, чего она в себе и не подозревала.

Оно словно пробудило латентную, дремлющую древность: поиск той части себя, которая неминуемо связана с понятием «отец». Глобально. В глубину…

Она вдруг поняла, приняла в себя, что Наследственность – это не по части болезней, а по части личности, опыта, неминуемого влияния, почти кармического, накладывающего отпечаток, пускай и едва уловимый, буквально на всё. И дело тут – не в фактах и их оценках. Это – прежде всего твоя связь с этим миром, которая определяется градусом в уголке этого сознания – либо там тепло, либо отморожено. И эта «погода» – уже вовсе не «смена сезонов», а «климат» твоей жизни.