– Чем? – спросил Бейкер.

– Сексом. Пока конец не посинеет. Мне в жизни так не хотелось, как сейчас, именно вот сейчас, без четверти восемь вечера первого мая.

– Ты это серьезно? – спросил Гаррати.

– Вполне, – кивнул Макврайс. – У меня и на тебя, Рей, встанет, если ты еще не начал бриться.

Гаррати рассмеялся.

– Прекрасный принц – вот кто я такой, – сказал Макврайс. Его рука коснулась шрама на щеке. – И сейчас мне нужна только Спящая Красавица. Я разбужу ее поцелуем взасос, и мы с ней вдвоем поедем туда, где заходит солнце. Или хотя бы в ближайший мотель.

– Пойдем, – без всякой связи сказал Олсон.

– Что такое?

– Пойдем туда, где заходит солнце.

– Пойдем туда, где заходит солнце, согласен, – продолжал Макврайс. – Так или иначе – истинная любовь. Дорогой мой Хэнк, ты веришь в истинную любовь?

– Я верю, что могу кидать палки, – ответил Олсон, и Арт Бейкер расхохотался.

– Я верю в истинную любовь, – сказал Гаррати и тут же пожалел об этом. Слишком наивно вышло.

– А я знаете, почему не верю? – сказал Олсон. Он посмотрел на Гаррати и вдруг оскалил зубы. Страшноватой вышла эта усмешка. – Спросите Фентера. Спросите Зака. Они знают.

– Ничего себе взгляд, – вмешался Пирсон. Он вынырнул откуда-то из темноты и опять пошел рядом с ними. Он хромал; не то чтобы жестоко, но довольно заметно хромал.

– Ну почему же, – возразил Макврайс и, помолчав, загадочно добавил: – Мертвяков никто не любит.

– Их Эдгар Аллан По любил, – сообщил Бейкер. – В школе я писал о нем реферат и читал, что у него было извращение… не… некро…

– Некрофилия, – подсказал Гаррати.

– Вот-вот.

– Что это такое? – спросил Пирсон.

– Это когда тебя сильно тянет переспать с мертвой женщиной, – объяснил Бейкер. – Ну или с мертвым мужчиной – если ты женщина.

– Или гомик, – вставил Макврайс.

– Черт подери, – прохрипел Олсон, – мы совсем до каких-то гадостей договорились. Обсуждаем, как трахать мертвецов!

– А почему бы и не обсудить? – произнес низкий печальный голос. Абрахам, номер 2. Он был высокий и какой-то развинченный; при ходьбе все время волочил ноги. – На мой взгляд, каждому из нас не мешало бы задуматься на минутку, какая половая жизнь ждет нас в следующем мире.

– Мне – Мэрилин Монро, – заявил Макврайс. – А ты, дружище Аб, можешь заполучить Элеонору Рузвельт.

Абрахам жестом попросил его замолчать. Где-то впереди солдаты вынесли предупреждение.

– Секунду. Одну секунду только, чтоб вам… – Олсон говорил медленно, словно испытывал серьезные затруднения с речью. – Вы все совершенно не то говорите. Вы все.

– Трансцендентальные свойства любви, лекция знаменитого философа и великого трахаля Генри Олсона, – сказал Макврайс. – Автора «Ямки между грудями» и других работ, посвященных…

– Погоди! – заорал Олсон. Его надтреснутый голос напоминал звук бьющегося стекла. – Можешь ты, сука, хоть одну секунду помолчать? Любовь – это залезть и вставить! Это ничто! Это мерзость, вот и все! Вы поняли?

Никто не ответил. Гаррати смотрел вперед, туда, где черные как уголь холмы смыкались с темным, усеянным точками звезд небом. Подумал о том, не начинаются ли судороги в его левой стопе. «Я хочу сесть, – зло подумал он. – К черту все, я хочу сесть».

– Любовь – это пшик! – рычал Олсон. – В жизни есть три настоящие вещи: хорошо пожрать, хорошо потрахаться и хорошо посрать. Все! А когда вы станете такими, как Фентер и Зак…

– Помолчи, – раздался сзади усталый голос. Гаррати знал, что это сказал Стеббинс, но, когда он обернулся, Стеббинс по-прежнему шагал вдоль левой кромки дороги, глядя себе под ноги.

В небе пролетел сверхзвуковой самолет и прочертил за собой длинную перистую полосу. Он летел довольно низко, так что Идущие могли видеть мигающие бортовые огни – желтый и зеленый. Бейкер снова принялся насвистывать. Глаза Гаррати почти закрылись. Ноги шли сами по себе.