– Не хочешь поделиться?

– Пусть это будет для тебя сюрпризом.

– Приятным или неприятным?

– Сама решишь. И перестань все просчитывать.

Даже не знаю… Для большинства явлений существуют вполне удобные формулы. А если нет, то можно просто переставить несколько цифр и попробовать решить снова. Но наша поездка была настолько хаотичной и непредсказуемой, как будто кто-то свалил все данные в одну большую емкость, а потом разом вывалил мне их на голову.

– Просто плыви по течению, Грейс. Хотя бы раз. – С этими словами мама похлопала меня по коленке и тут же задремала. А я в очередной раз позавидовала ее способности мгновенно проваливаться в сон. Видимо, фанатская жизнь сильно изматывает!

– Я стараюсь, – прошептала я тихонечко и попыталась немного расслабиться. Перестала сжимать руль, опустила плечи, которые обычно задирала чуть ли не до ушей. С каждой милей поездки мне все больше нравилось быть в роли ведомой. В таком благостном настроении я пребывала вплоть до того момента, как мы прибыли по адресу, выделенному на карте Одессы.

Завидев единственное свободное место, я попробовала припарковаться. Занятие оказалось не из легких, учитывая, какой неповоротливой была машина и какими жесткими тормоза – я так и не смогла к ним привыкнуть.

Мама резко проснулась и истошно крикнула:

– СТОЙ!

Я с такой силой вдарила по тормозам, что нас обеих бросило вперед на панель управления, а затем отшвырнуло обратно на спинки сидений. Не много ли криков и сюрпризов для тщательно спланированной поездки?!

– Какого черта, мам? Перед нами никого нет!

Однако мама, не слушая, открыла дверцу машины и пошла вдоль ряда совершенно одинаковых домиков, похожих на коробки. Газоны поражали своей безупречной ухоженностью, пока я не поняла, что они искусственные. Деревьев не было вообще, как и любой другой защиты от жары.

– Мама! – Я медленно поехала за ней вдоль дороги. Не обращая на меня внимания, мама продолжала идти вперед: одной рукой придерживая парик, чтобы он не улетел, и размахивая другой как на параде. – Куда тебя несет?

Не оборачиваясь, она вглядывалась в дома и что-то бормотала себе под нос. Наконец встала перед простым светло-желтым домом с рядом горшков искусственных цветов вдоль дорожки, ведущей к входной двери. Туда она и ринулась, не отвлекаясь на то, чтобы понюхать пластмассовые розы! Я не знала, бежать за ней или залечь на дно кабриолета.

– Вернись в машину! – Попытка остановить маму не увенчалась успехом. Она меня не услышала, вернее, не захотела услышать. Когда она постучала, я выскочила из машины и побежала к ней.

В это время дверь приоткрылась, образовав узенькую щелочку, через которую был виден чей-то глаз.

– Извините нас, пожалуйста… – Но не успела я договорить, как дверь распахнулась, и мама завопила:

– ДОТТИ ЛИППИНКОТТ, ХВАТИТ ПРЯТАТЬСЯ!

На пороге появилась миниатюрная женщина в седых кудряшках ростом чуть выше полутора метров. Она притянула маму к себе и крепко обняла за талию тонкими морщинистыми ручками.

– Я весь день стою у двери, Лоралинн! Теперь с ног валюсь, – проговорила она, затаскивая маму в дом и одновременно кивая мне. – Грейс, наверное, меня и не помнит? Все оттого, что ты ужасная мать.

Я шагнула вперед. Женщина схватила меня за руку – у нее была удивительно мягкая ладонь, а ногти выкрашены в ярко-розовый цвет.

Только она ошибалась: я прекрасно ее помнила. Да и как было забыть единственную другую женщину-азиатку, проживавшую в Форт-Блиссе? Дороти, или Дотти, как все ее звали, была японкой, но кто в Техасе стал бы разбираться. Миндалевидного разреза глаз и черных волос было достаточно, чтобы прослыть «белой вороной».