Поскольку в колхозе почти ничего не платили, а уйти из него было нельзя, не давали паспортов, то иначе как голодными детские годы B.C. не назовёшь. Спасала картошка с приусадебного участка (50 соток), да овощи с огорода. Хлеба, как правило, не было. Да и откуда было ему взяться, ведь то зерно, что давали на трудодни в колхозе, вполне умещалось в 1–2 мешках, да и то зерно было гнилое. Спасались тем, что сеяли рожь на приусадебном участке. Мать жала её серпом, вязала в снопы, после чего их молотили цепами вручную и получали зерно, но чтобы испечь из него хлеб, зерно надо было раззмолоть. Никакой мельницы в деревне не было, да и быть не могло, но зато у сестры Стефании Андреевны – Фортунаты Стилба были каменные жернова, на которых вручную зерно перемалывалось в муку. Этим занималась обычно мать. Пытался ей помогать, когда подрос, и сын, но работа эта тяжёлая и надолго его не хватало.

«Сегодня может возникнуть вопрос, – говорит B.C. вспоминая своё детство, – почему мы не умерли, как выжили? Выжить нам помогла корова. Самые трудные месяцы наступали тогда, когда перед отёлом буквально на 6–7 недель мать прекращала её доить (не было молока), а самая большая радость, когда корова, наконец, телилась и наступало молочное изобилие».

В 1954 г. из-за того, что заложенная осенью на зиму в бурты колхозная картошка сгнила, и на Степана Николаевича, как на бригадира, в судебном порядке было наложено взыскание за понесённый колхозом ущерб, в доме Брачевых появился судебный исполнитель с деревенскими мужиками, чтобы забрать у семьи единственную ценность, которая у него была – корову (больше не было ничего). В этой сложной ситуации Стефания Андреевна не долго думая, схватила топор и матерно ругаясь и крича, стеной встала у хлева, грозя порубить каждого, кто подойдёт к его двери. В результате, несмотря на все уговоры судебного исполнителя деревенские мужики «идти под топор» отказались, не решился на это и сам судебный исполнитель. Грозя матери всевозможными карами он вынужден был удалиться.

«Сопротивление законным властям, шаг, безусловно, серьёзный, акт отчаяния. Но идя на него мать спасла нас с братом от голодной смерти, ибо без коровы, т. е. без молока, в отсутствии хлеба, на одной картошке, нам было бы не выжить. Всегда гордился и горжусь своей матерью», – говорит в связи с этим B.C.

Конечно же, Стефания Андреевна старалась не только прокормить, но и хоть как-то приодеть своих ребятишек. Дело в том, что со времени единоличного хозяйства (1945–1949 гг.) у неё оставался некоторый запас льна, из которого после так называемой процедуры трепания удалось получить паклю, а затем и льняную пряжу. Что запомнилось В.С., так это зимние длинные вечера при свете коптилки и мать за прялкой.

После того, как эта утомительная работа была окончена, Стефания Андреевна отправилась в соседнюю деревню Кузьмовщина к одной из своих подруг, у которой в доме стоял старинный ткацкий станок. Сотканная ею таким образом льняная ткань была покрашена в домашних условиях в чёрный цвет и по специальному заказу местная деревенская швея сшила Виктору и его брату Валентину их первые в жизни «школьные» костюмы: брюки галифе и френчи. Никакого другого фасона ни Стефания Андреевна, как заказчик, ни исполнительница – деревенская швея – не знали. Тогда же впервые появились в семье Брачевых льняные простыни и скатерти. Одну из них В.С. бережно хранит как память о матери, до сих пор.

Характерная особенность В.С. детских лет – это его упрямство и неуёмная тяга к знаниям. Едва научившись читать, он так пристрастился к этому занятию, что уже к 4 классу перечитал практически весь детский фонд школьной библиотеки и принялся за «взрослый»: Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, М. Горький, И.С. Тургенев, Н.В. Гоголь, Н.А. Гончаров и др. Читать ему приходилось на печи при свете керосиновой коптилки (жестяная банка с керосином и фитилём из пакли), причём читать, по требованию родителей, непременно вслух, так как они тоже проявляли живейший интерес к содержанию произведений русской классики.