— Где четыреста восьмая палата?

Администратор снисходительно улыбается и с раздражением отвечает.

— Девушка, посещение больных сейчас недопустимо. К двенадцати приходите.

— Нет, вы не понимаете, — я пытаюсь объяснить ей ситуацию, но меня звонок останавливает.

Достаю телефон и сразу принимаю вызов.

— Да, я уже здесь. На первом этаже.

— Отлично. Подождите, я сейчас к вам спущусь.

И действительно — буквально через минуту со стороны лестницы шаги раздаются. На свет выходит мужчина лет сорока. На ногах домашние тапочки, вид заспанный, между бровей тень залегла, лысина ярче солнца сверкает.

Складывается впечатление, что он еще на сутки здесь задержится. Приятно видеть, что у Саши есть люди, которые искренне о нем заботятся. 

Незнакомец что-то быстро обсуждает с девушками за стойкой и ко мне поворачивается. Улыбку из последних сил выдавливает.

— Я Павел. Пойдемте. Нам на четвертый этаж.

Если его и удивляет, что я гораздо хуже него выгляжу, то он не подает виду. Пропускает меня вперед и вместе со мной поднимается на лифте.

Я зря времени не теряю.

— Как Саша? Ничего ведь не изменилось за то время, что мы не разговаривали?

Мое беспокойство быстро развеивается.

— Нет, он в порядке. Врачи на КТ и МРТ его отправляли, но патологий не обнаружили. Полежит недельку и снова на ноги встанет. Он у нас сильный, — с почти отеческой гордостью заявляет.

Не сдерживаю рваного вдоха.

— Какое облегчение, — взгляд в пол туплю.

Дверь палаты немного приоткрыта. Шорох шагов с ума сводит. Я торможу, чтобы с силами собраться и постучать, но Павел куда быстрее меня за ручку тянет и подбадривающе по спине хлопает. На лице озорная улыбка мелькает, и после кивка я понимаю, что он вместе со мной не пойдет.

Может, это и к лучшему. При чужом человеке меня неловкость пронизывает. Прямо до костей пробирает.

— Арина? — Сашка на локтях приподнимается, но я его останавливаю.

На прикроватный столик пакет с продуктами ставлю и смущенно откашливаюсь, не зная, с чего начать. Его перебинтованная грудь шумно вздымается, руки в ушибах, под глазами синяк, кровью налитый.

— Полагаю, добрым это утро точно не назовешь.

— Не стоило, — на покупки махает и тут же в лице переменяется. — Рад, что ты пришла.

Он на меня с такой теплотой смотрит, что я невольно взгляд в пол опускаю и на краешек стула присаживаюсь.

— Там фрукты, сладости и сок. Я не знала, что тебе можно, но…

Кажется, более глупого начала и не придумаешь. Просто ком в горле встает. Слова с надрывным хрипом вылетают.

— Тебе не больно?

— Брось. Я же не хрустальный. Заживет.

— Как это случилось? Почему ты ночью на улицу вышел?

Он моргает и заторможенно усмехается.

— Сам виноват. Нечего было рядом с дорогой болтаться.

— В каком смысле?

— Да я опять перебрал немного и решил прогуляться, чтобы алкоголь побыстрее выветрить, — плечами жмет, — вот и результат.

— То есть машина не специально тебя сбила? — дыхание спирает. Я с содроганьем и надеждой его взгляд встречаю. — Ты сам под колеса полез?

— Ну, типа того.

Я знаю, что укоры и попытки вразумить ему сейчас совсем не нужны, но меня так и подмывает спросить. Вроде взрослый мужчина, а такое вытворяет.

— Пил зачем?

Он не отвечает. Судя по тому, что глазами в окно упирается, до последнего молчать намерен. Как партизан.

— Это же не из-за меня?

— Нет, что ты! — слишком поспешно отвечает.

Ложь сразу пополам сворачивает. Кровь к вискам подступает, а руки сами к покрывалу тянутся. Не могу смотреть, как он искалечен.

Дура я. Вот зачем пришла? Ложными надеждами он и так уже откормлен.

Несколько минут мы всякую ерунду обсуждаем, вроде расписания и рейтинга университета, но, даже несмотря на банальность разговоров, желчь прямо к горлу подходит.