Заметив блеск в дальнем углу, я подошла туда и отодвинула в сторону пустой, но все еще тяжелый сундук. Так и есть – несколько монет. Разная чеканка, разные эпохи, однако все золотые.

– Четыре золотых за день работы, любезнейшие. Учитесь, – мрачно произнесла я, поглядывая то на монеты, то на сокамерниц. Те мое настроение вполне разделяли, только Чака ехидно улыбалась, а Раэ – наоборот, хмурила бровь. Нечто подобное сейчас творилось и в моей душе.

– На кой тебе золото? – спросила Чака.

– Пара монет всегда пригодится, – хмыкнула я. – Что нашла, то – мое.

– В камере? Брось. Кроме того, где ты собралась их прятать? Только не говори, что…

– Дура? – беззлобно спросила я и, демонстративно открыв пасть, опустила тяжелые кругляши под язык.

Рыжая расхохоталась, но оставила мое безумие без соленой приправы в виде собственного комментария. Пнула сундук голой пяткой и вышла. Раэ, задумчиво смотря на меня, покачала головой:

– Видимо, жадность не лечится даже тюрьмой…

– Да какая вадноф… тьфу, какая жадность? – вспылила я, выплюнув монеты обратно в ладонь. – Просто думаю, что деньги еще пригодятся. Подкупить кого-нибудь, выторговать услугу или сведения.

– У стражей? Да их за яйца подвесят на городских воротах. Если хочешь выкупить свою жалкую шкуру, то речь не о четырех золотых.

– Скорее, о четырех тысячах. То бишь, о достаточной сумме, с получением которой почтенный человек может начать жизнь в другом городе под другим именем, – дополнила я. – Чтоб завистливые коллеги и наймиты его не нашли. Так что, речь идет, скорее, о чем-то мелком. Но очень важном. Что может понадобиться мне в любой момент, но просто так этого никто не станет делать.

– И о чем же? – помедлив, спросила великанша.

Знала бы я, дорогая.

И тогда бы не сказала. Не вижу я тут друзей, не вижу какой-то общности, словно мы должны перегрызть друг дружке горло еще в камере.

Так и не добившись от меня ничего, кроме многозначительного молчания, Раэ еще раз окинула взглядом просторную комнату и махнула рукой, зазывая меня работать дальше.

Я пошла за ней.

– Очень хорошо, – произнесла Метель, тяжело дыша и опираясь на дубину в человеческий рост. Для посоха такая штука слишком тяжела, но магичка вертит ею, что ветер крыльями мельницы. – Но как ты собираешься это провернуть?

Шахту мы вычистили, Ном даже похвалил, хоть и весьма сдержанно, после чего отправились обратно. Мои монетки были успешно пронесены в камеру, а под покровом ночи – еще и тщательно спрятаны под расшатанный камень пола. Все спали, так что авантюра осталась незамеченной. А наутро нас поспешно выгнали на общую тренировку, где я и схватилась с Метелью.

Схватилась, впрочем, исключительно с целью обучения. Где ж еще повышать уровень образования, как не в рабских бараках?

– На первый взгляд все довольно сложно, – скривилась я. После быстрой стычки дыхание уже выровнялось, все же приятно не ощущать себя полумертвым мешком с мясом и костями, как пару месяцев назад. – Нужна небольшая деревянная палочка под футляр, полосы относительно чистой ткани, на которой можно разобрать написанный текст, уголек, немого света в камере и крыса.

– Крыса, – полуутвердительно, полувопросительно проговорила она.

– Крыса, – кивнула я. – Не собираюсь каждый раз просить стражника доставить письмо обитательнице камеры в соседнем крыле. Сама понимаешь, что шансов немного.

Метель ухмыльнулась, обнажив изъеденные темными пятнами зубы:

– Заффа смогла бы упросить.

– Она кого хочешь упросит. И не только письмо.

– Все же, что с крысами? Не сказала бы, что они – надежные почтальоны. Кроме того, я вообще не думала, что твоя идея как-то… сработает. Может, я не смогу читать ваши знаки, или наоборот…