Что же, по-Вашему, она означает, если право выбора – это уже несвобода?

Гиперанархист: (Воодушевленно.) Хороший вопрос! Понимаете, старик Кант (Интервьюер принимается делать пометки в блокноте) различал два вида причинности – обусловленную и необусловленную. Обусловленную (картинно кашляет) он относил к природе, где полностью царит необходимость, т.е. несвобода. А необусловленную (поднимает вверх указательный палец правой руки) он относил к свободе. Но у Канта, видите ли, вся беда состоит в том, что свобода и необходимость как бы не соприкасаются, т.е. свобода не дана ни в каком опыте, а потому если ее и можно мыслить, то лишь как общеобязательное условие морального закона, которое не позволяет снять с человека ответственность за его деяния. Итак, даже Кант, которого я считаю величайшим мыслителем в истории всех времен, наряду с Платоном и Шопенгауэром, не удержался от того, чтобы дать свободе юридическое истолкование. К тому же, Кант понимал свободу как причинность, хотя и необусловленную, а это, на мой взгляд, в корне неверно.

Интервьюер: (Нетерпеливо, нервно жестикулируя.) Отлично, но это ведь Кант! а Ваше понимание истинной свободы каково?

Гиперанархист: Мое понимание таково, что свобода – это способность произвольно, т.е. самочинно, самостийно задавать естественную связь явлений независимо от какого бы то ни было побуждения – не важно, будь оно внешним, либо же внутренним. В принципе, здесь я ничем не расхожусь с Кантом, только если Кант полагал, что я не могу определенно знать свободу и поэтому должен в нее только верить, чтобы тем самым дать своему существованию моральное оправдание, то мое убеждение противоположно: я могу определенно знать, что свободен, а потому должен быть свободным, иначе мое существование никак нельзя оправдать, ибо, в противном случае, меня можно уподобить жалкой пылинке, которую смахнут, не глядя, вместе со всем прочим слоем пыли, что оседает на домашней мебели. Ну а если я должен верить в свободу, но не могу ее знать, чтобы создать за счет этой веры основу для морального закона, то это уже вовсе не свобода, а принуждение, т.е. рабство. Так что, с Кантом я солидарен лишь в исходных посылах, а не в конечном выводе.

Интервьюер: (По ходу дела фиксируя услышанное в блокноте.) Значит, по-Вашему, если человек не свободен, то его жизнь или, как Вы сказали, существование, не имеет оправдания?

Гиперанархист: (Наливает в стакан немного воды и, осушив его, ставит обратно на стол.) Это уже вопрос ценностного характера. Также и жизнь – категория ценностная, а не биологическая, как принято думать. Вообще, определяющими жизнь ценностями служат только две – свобода и смысл. Свобода – это то, что я могу знать. Это категория возможного. Смысл – это то, во что я должен верить. Это категория должного. Все прочее имеет значение уже постольку, поскольку. Разумеется, смысл идет вразрез с тем, что в обыденном плане мы понимаем как «значение». Хотя смысл очень тесно смыкается с тем же понятием цели, но не вполне совпадает с ним.

Интервьюер: (Смущенно.) Гм… Тогда такой вопрос: имеет ли жизнь какой-либо смысл?

Гиперанархист: Существование – нет, не имеет. Жизнь – бесспорно, имеет. А если быть точнее, то я живу постольку, поскольку верю в смысл. Смысл есть то, что мне неведомо, а потому я должен в него верить. Иначе же я просто беспутно существую, а мое существование не имеет ни малейшего оправдания. Лучше тогда, чтоб меня и вовсе не было.

Интервьюер: А смысл жизни – он кем-то… скажем так, положен, либо же человек сам его для себя находит?

Гиперанархист: Смысл жизни заведомо определен Богом, а не дан мне кем-то извне, поэтому и не заключает в себе того момента общеобязательности, который был, допустим, в моральном законе у Канта. Условием выхода к смыслу может быть лишь знание о свободе, а потому никто не может извне принудить меня к принятию общеобязательного смысла и истины. Другое дело, что смысл мне достоверно не известен, он всецело находится в компетенции Бога, точнее, определен Божьим замыслом и может быть доступным мне лишь по вере, а не в знании. Кстати говоря, недаром Кант не сводил сущее и должное к одному и тому же. Сущее – это то, что есть, а должное – это то, чего нет. Они не совпадают и взаимно исключают друг друга. Стало быть, смысл, как должное, потусторонен сущему. Иначе же все сводилось бы к несвободе и бессмыслице.