Далее, мой диагноз может быть ошибочным. Возможно, это какое-то нарушение деятельности мозга, осложненное дополнительными нарушениями, такими, как медленное кровотечение, абсцесс, опухоль или простое кровоизлияние. Такие случаи иногда бывают очень тяжелыми. Но данный случай как-то не соответствует симптомам одного из этих заболеваний. Что касается сонной болезни, возможно, это более надежное предположение, но я ничего не мог сказать за или против него, пока не узнаю больше; против был, однако, то факт, что все симптомы точно соответствуют отравлению морфием.

Но даже так нет никаких доказательств преступления. Пациент мог быть заядлым потребителем морфия, а симптомы обострены сознательным обманом. Хитрость этих несчастных вошла в пословицу и равна только их лживости и стремлению к таинственности. Вполне вероятно, что этот человек изображает глубокое оцепенение, когда за ним наблюдают, а потом, оставшись на несколько минут один, встает с постели и достает из какого-то тайника наркотик. Это вполне соответствует его нежеланию увидеть врача и стремлению к таинственности. Тем не менее я не верил, что нашел истинное объяснение. Вопреки всем возможностям, мои подозрения вернулись к мистеру Вайссу и к молчаливой женщине и отказывались рассеиваться.

Все обстоятельства этого случая были подозрительными. Сложная подготовка кареты, в которой я ехал, импровизированное состояние дома, отсутствие обычных домашних слуг, явное желание мистера Вайсса и той женщины помешать разглядывать их внешность, а прежде всего то, что мне солгали. Потому что мистер Вайсс, вне всякого сомнения, солгал. Его заявление о почти постоянном оцепенении пациента противоречило словам о своенравии и упрямстве пациента и еще более противоречило глубоким и относительно свежим следам от очков на носу пациента. Этот человек постоянно носил очки, что вряд ли соответствует состоянию, граничащему с комой.

Мои размышления прервала остановка кареты. Замок на двери открыли, дверцу распахнули, и я вышел из темной тюрьмы у своего дома.

– Через одну-две минуты принесу лекарства, – сказал я кучеру, открывая ключом свою дверь, и мои мысли сразу перешли от общих обстоятельств случая к состоянию пациента. Я сожалел о том, что не пытался более энергично вырвать его из оцепенения и подкрепить убывающую жизнеспособность; будет ужасно, если ему станет хуже и он умрет до того, как вернется кучер с лекарствами. Подстегиваемый этой тревожной мыслью, я быстро подготовил необходимые лекарства, вынес бутылочки и отдал кучеру, который стоял у головы лошади.

– Возвращайтесь как можно быстрей, – попросил я, – и скажите мистеру Вайссу, чтобы он немедленно дал средство из этой маленькой бутылочки. Указания на ярлыке.

Кучер, ничего не ответив, взял у меня пакет, забрался на сиденье, тронул лошадь кнутом и быстро поехал в сторону Ньювингтон Баттс.

Маленькие часы в кабинете для консультаций показывали одиннадцать: время, когда практикующему врачу-терапевту пора ложиться спать. Но мне спать не хотелось. За скудным ужином я продолжал думать об этом случае, и потом, когда курил последнюю трубку у гаснущего камина в операционной, странные и зловещие обстоятельства случая не выходили у меня из головы. Я порылся в небольшой справочной библиотеке Стиллбери в поисках сведений о сонной болезни, но узнал только, что это «редкая и тяжелая болезнь, о которой в настоящее время мало известно». Я прочел материалы об отравлении морфием, но это лишь подкрепило мое убеждение о верности моего диагноза, что при других обстоятельствах принесло бы мне большее удовлетворение.