Доза перманганата, которую я дал, достаточна, чтобы нейтрализовать количество яда, оставшееся в желудке. Далее нужно заняться тем ядом, что уже усвоился и начал действовать. Достав из сумки шприц для инъекций, я приготовил дозу сульфата атропина и ввел его в руку лежавшего без сознания пациента. И это было все, что я мог сделать, пока не принесут кофе.

Я промыл и убрал шприц, промыл трубку, потом, вернувшись к постели, попытался вывести пациента из оцепенения. Но здесь необходима осторожность. Неблагоразумная резкость в обращении, и этот неровный мерцающий пульс остановится навсегда; в то же время очевидно: если его не ускорить, оцепенение постепенно углубится и сменится смертью. Я действовал очень осторожно, массировал конечности, протирал лицо и грудь краем мокрого полотенца, тер подошвы и применял стимулы, сильные, но не слишком.

Я был так занят попытками реанимировать загадочного пациента, что не заметил, как открылась дверь, и, оглянувшись, вздрогнул, увидев в дальнем конце комнаты фигуру в тени; в глаза бросались яркие пятна отражения от очков. Не могу сказать, долго ли он стоял, глядя на меня; увидев, что я его заметил, он прошел вперед – не слишком далеко, и я понял: это мистер Вайсс.

– Боюсь, – сказал он, – вы сегодня застаете моего друга не в очень хорошем состоянии.

– В очень плохом! – воскликнул я. – У меня чрезвычайно большие опасения.

– Вы не… хм… не предвидите ничего серьезного, надеюсь?

– Предвидеть не нужно, – ответил я. – Положение и так очень серьезное. Думаю, он в любой момент может умереть.

– Боже! – ахнул мистер Вайсс. – Вы приводите меня в ужас!

Он не преувеличивал. В возбуждении он прошел в освещенную часть комнаты, и я увидел, что у него бледное до отвращения лицо – за исключением носа и красных пятен на щеках, которые создавали неприятный контраст. Однако вскоре он немного успокоился и сказал:

– Я думаю – во всяком случае надеюсь, – что вы преувеличиваете тяжесть его состояния. Такое с ним случалось и раньше.

Я был совершенно уверен, что все не так, но обсуждать это не имело смысла. Поэтому, продолжая попытки привести пациента в себя, я произнес:

– Может, это так, а может, и не так. Но всегда бывает последний раз и, возможно, как раз сейчас.

– Надеюсь, нет, – ответил он, – хотя я понимаю, что такие случаи рано или поздно заканчиваются смертью.

– Какие случаи?

– Я говорю о сонной болезни; но, может, у вас другое мнение о его ужасном состоянии.

Я несколько мгновений колебался, а он продолжил:

– Что касается вашего предположения, что его симптомы вызваны наркотиками, я думаю, от него можно отказаться. Со времени вашего предыдущего визита за ним наблюдали практически непрерывно; более того, я сам обыскал комнату и осмотрел постель, но не нашел ни следа наркотиков. Вы прояснили вопрос о сонной болезни?

Прежде чем ответить, я внимательно посмотрел на него; теперь я не доверял ему больше, чем когда-либо. Но сейчас не время для сдержанности. Я прежде всего забочусь о пациенте и его потребностях. В конце концов, как сказал Торндайк, я врач, а не детектив, и обстоятельства требовали от меня прямых слов и действий.

– Я обдумал этот вопрос, – произнес я, – и пришел к совершенно определенному заключению. Его симптомы не соответствуют сонной болезни. По моему мнению, это несомненно отравление морфием.

– Но мой дорогой сэр! – воскликнул мистер Вайсс. – Это невозможно! Разве я не сказал вам, что за ним непрерывно наблюдали?

– Я могу судить только по тому, что вижу, – ответил я и, заметив, что он собирается высказать новые возражения, продолжил: – Давайте не тратить времени на обсуждение, иначе мистер Грейвз может быть мертв к тому моменту, когда мы закончим. Если вы поторопите тех, кого я попросил о кофе, я займусь другими необходимыми мерами, и, может, нам все-таки удастся его вытащить.