– Вы имеете в виду свидетельство о смерти?

– Да. Предположим, мистер Вайсс дал большую дозу морфия. Затем он посылает за вами и высказывает предположение о сонной болезни. Если вы принимаете это предположение, он в полной безопасности. Он может повторять процесс, пока не убьет жертву, затем получит у вас свидетельство о смерти, которое скроет убийство. Очень изобретательный замысел, что, кстати, характерно для сложных и запутанных убийств: коварный преступник составляет гениальный план, но исполняет его как дурак. Похоже, так и сделал этот человек, конечно, если мы не проявляем к нему несправедливости.

– Но в чем он действовал как дурак?

– В нескольких отношениях. И прежде всего в выборе врача. Ему нужен был хороший, проворный и уверенный в себе человек; такой врач ухватился бы за диагноз и держался его; или невежественный и слабый человек со склонностью к алкоголю. Ему поразительно не повезло: он наткнулся на осторожного, склонного к научному подходу специалиста, такого, как мой ученый друг. Затем вся эта нелепая таинственность, все эти меры предосторожности, которые должны насторожить внимательного человека, что на самом деле и произошло.

– Вы действительно считаете его преступником?

– Я очень сильно подозреваю его. Но я хотел бы задать вам один-два вопроса о нем. Вы сказали, что он говорит с немецким акцентом. А как он владеет английским? Большой ли у него словарь? Использует ли он немецкие идиомы?

– Нет, я бы сказал, английским он владеет очень хорошо, и я заметил, что даже для англичанина он тщательно подбирает слова.

– Не показался ли он вам поддельным, я хочу сказать – замаскированным?

– Не могу судить. Освещение было очень слабое.

– Например, вы могли видеть цвет его глаз?

– Нет. Мне кажется, они серые, но я не могу быть уверен.

– Теперь о кучере. Вы сказали, что он был в парике. А цвет его глаз вы видели? Или какие-нибудь особенности, по которым вы могли бы его узнать?

– У него деформированный ноготь на большом пальце правой руки. Это все, что я могу о нем сказать.

– Он не показался вам похожим на Вайсса в каком-нибудь отношении – по голосу или чертам лица?

– Вовсе нет; и говорил он, как я вам сказал, с отчетливым шотландским акцентом.

– Я задаю такие вопросы потому, что, если Вайсс пытался отравить этого человека, кучер почти несомненно соучастник и может быть родственником. Вам нужно внимательней рассмотреть его, когда будет возможность.

– Я так и сделаю. И это возвращает меня к вопросу: что мне делать? Должен ли я сообщить об этом случае в полицию?

– Я склонен думать, что нет. Вам не хватает фактов. Конечно, если мистер Вайсс использовал наркотик «незаконно и злонамеренно», что, согласно Объединенному закону 1861 года, наказывается десятью годами заключения. Но я не вижу для вас возможности давать показания под присягой. Вы не знаете, использовал ли он яд – если яд был использован, и вы не можете сообщить имя и адрес. И еще возникает вопрос о сонной болезни. Вы отвергаете это по медицинским причинам, но в суде под присягой не сможете утверждать, что это точно не сонная болезнь.

– Конечно, – согласился я. – Не смогу.

– В таком случае я думаю, что полиция откажется действовать, и может оказаться, что вы вызвали скандал, вредный для практики доктора Стиллбери.

– Значит, вы считаете, что мне лучше ничего не делать?

– В настоящее время. Конечно, обязанность врача помогать установлению справедливости. Но врач не детектив, он не должен выходить за пределы своих функций и исполнять обязанности полиции. Он должен держать глаза и уши открытыми, и, хотя в целом должен держать язык за зубами, его обязанность отмечать все, что может использоваться при юридическом решении вопроса. Официально не его дело предпринимать расследование преступления, но его дело быть готовым, если его призовут, помогать правосудию своими специальными познаниями и возможностями, которые у него есть. Вы понимаете, что это значит?