– Значит, вы думаете, что мистер Херст играет активную роль в данном деле? – спросил Торндайк, взглянув на отчет.
– Таково мое впечатление, – ответил я, – хотя на самом деле я ничего об этом не знаю.
– Что ж, – сказал Торндайк, – если бы вы знали, что было сделано, и получили бы разрешение говорить об этом, мне было бы очень интересно узнать, как развивается этот случай, и если бы неофициальное мнение о какой-либо части оказалось полезно, не вижу вреда в том, чтобы сообщить его.
– Было бы очень ценно, если бы другие участники получали профессиональные советы, – произнес я, а потом после паузы спросил: – Вы много размышляли об этом случае?
Торндайк задумался.
– Нет, – ответил он, – не могу сказать, что много. Я старательно обдумал его, когда этот отчет впервые появился, и с тех пор иногда о нем думал. Это моя привычка, как сказал Джервис, использовать моменты бездеятельности (как, например, во время железнодорожных поездок), придумывая на основании известных фактов теории по знакомым мне нерешенным делам. Думаю, это полезная привычка, потому что, кроме умственного упражнения и опыта, которые она дает, в тех случаях, когда у меня в руках оказываются значительные части тех дел, предварительные размышления бывают очень полезными.
– У вас есть теория относительно известных фактов в данном деле? – спросил я.
– Да. У меня есть несколько теорий, одну из них я особенно предпочитаю, и я с большим интересом жду новых фактов, которые показали бы, какая из моих теорий верна.
– Бесполезно пытаться узнать у него что-нибудь, Беркли, – сказал Джервис. – Он оборудован информационным клапаном, открывающимся только внутрь. Наполнять вы можете сколько угодно, но извлечь ничего не сможете.
Торндайк усмехнулся.
– Мой ученый друг в основном прав, – подтвердил он. – Понимаете, меня в любой момент могут попросить дать совет по этому делу, и я буду очень глупо себя чувствовать, если уже подробно объяснил свою точку зрения. Но я хотел бы послушать, какие выводы делаете вы и Джервис на основании фактов, описанных в отчете.
– Видите, – воскликнул Джервис, – что я вам говорил! Он хочет высосать содержание наших мозгов.
– Что касается моего мозга, – фыркнул я, – то процесс высасывания даст только вакуум, поэтому уступаю эту честь вам. Вы полноценный юрист, в то время как я только врач общей практики.
Джервис старательно набил свою трубку и закурил. Потом, выпустив в воздух тонкую струю дыма, сказал:
– Если вы хотите узнать, какие выводы я сделал из отчета, могу сказать: никакие. Мне кажется, все дороги ведут в тупик.
– Ну, это всего лишь лень, – произнес Торндайк. – Беркли хочет получить образец вашей судебно-медицинской мудрости. Ученый советник может быть – и часто бывает – в тумане, но никогда не признает этого; он заворачивает это в приличную словесную маскировку. Расскажите нам, как вы пришли к своему заключению. Покажите, как вы взвешивали факты.
– Хорошо, – ответил Джервис, – я дам вам мастерский анализ фактов, который ни к чему не ведет.
Он какое-то время с легким замешательством, как мне показалось, продолжал курить, и я ему сочувствовал. Наконец он выдул небольшое облако дыма и продолжил:
– Положение кажется таким. Человека видели входящим в дом. Его отвели в определенную комнату, и он там закрылся. Никто не видел, как он выходил, однако когда в комнату вошли, она была пуста; этого человека больше никогда не видели ни живым, ни мертвым. Таково очень нелегкое начало. Очевидно, что могло произойти одно из трех. Он должен был оставаться в этой комнате или по крайней мере в этом доме; либо он умер – естественной смертью или другим способом – и тело остается в доме ненайденным; либо он незаметно покинул дом. Рассмотрим первую возможность. Дело происходило почти два года назад. Он не мог два года оставаться в этом доме живым. Его увидели бы. Его увидели бы слуги, убирающие комнаты.