Они уже почти дошли до лужайки, где были слышны голоса гостей, и Фрэнк остановился:

– Мэри, ты несправедлива и недобра ко мне.

– Не сознаю за собой столь тяжких пороков, мистер Грешем, но даже если так, не мстите, проявите милосердие.

– Из всех гостей Грешемсбери вы единственная отказались пожать мне руку, не пожелали радости в день совершеннолетия…

– Желаю радости, и вот моя рука. – Мэри подала не скрытую перчаткой ладонь. – Надеюсь, вы будете следовать этикету.

Фрэнк едва пожал ее пальцы, но не выпустил, хотя, согласно этикету, следовало сразу прервать контакт. Он вовсе не был святым Антонием: искушая, мисс Торн поступила крайне неосторожно.

– Мэри! – воскликнул Фрэнк. – Милая, дорогая Мэри! Если бы ты только знала, как я тебя люблю!

Он стоял на дорожке спиной к лужайке и потому не видел только что подошедшую сестру Августу. Мэри покраснела до ободка соломенной шляпки и быстро отдернула руку. Мэри поняла, что опасный жест не избежал внимания наблюдательной мисс Грешем.

Из-за моего затянутого, скучного повествования у читателя могло сложиться впечатление, что рукопожатие продолжалось в течение времени, несовместимого со словесным возражением Мэри, но виноват я, а не мисс Торн. Обладая быстрым, порывистым стилем изложения, другой автор смог бы уместить всю сцену – неподобающее поведение джентльмена, мгновенный гнев леди, появление третьей (лишней) особы, ее острый, бдительный взгляд и последующее страдание Мэри – в пяти словах и в полудюжине тире и кавычек. Конечно, следовало бы рассказать именно так, потому что надо отдать Мэри должное: она не оставила ладонь в руке Фрэнка ни на миг дольше допустимого.

Ощутив пустоту и запоздало услышав на гравийной дорожке скрип шагов, Фрэнк резко обернулся:

– О, это ты, Августа? Что тебе нужно?

По натуре Августа вовсе не была ни злой, ни вредной: не стоит забывать, что в ее венах текла не одна утонченная и изысканная кровь Де Курси, но и более крепкая и здоровая кровь Грешемов. Она вовсе не собиралась обрести в лице брата врага, оповестив общество о его маленьком прегрешении, но слова тетушки об опасности подобных встреч запали в душу. Поэтому, увидев Фрэнка на краю той самой пропасти, о которой графиня только что предупредила матушку, Августа вздрогнула и испуганно застыла. Она свято верила, что ее предстоящее замужество – высокий долг перед семьей. Ей особенно больно было наблюдать, как другой член семьи своим нелепым поведением тут же лишает смысла эту благородную жертву. Неосмотрительность молодого наследника до такой степени расстроила будущую миссис Моффат, что она постаралась, насколько сумела, повторить манеры тетушки Де Курси.

– Что это с тобой? – фыркнул Фрэнк. – С какой стати, словно гусыня, задрала подбородок и вытянула шею?

Фрэнк всегда чувствовал себя деспотом среди сестер, а потому забыл, что старшая из покорных овечек скоро перейдет из его власти во власть сына портного.

– Фрэнк, – заговорила Августа тоном, достойным недавно полученных великих уроков графини Де Курси, – тетушка хочет видеть тебя в малой гостиной, причем немедленно.

Выполнив поручение, она решила, как только брат уйдет, дать добрый совет соучастнице преступления, то есть мисс Торн.

– В таком случае, Мэри, нам лучше пойти туда вместе, ведь как раз наступает время чая, – заметил Фрэнк.

– Графиня рассердится, если ты задержишься. Она и так уже ждет двадцать минут. А мы с мисс Торн придем чуть позже, возразила Августа.

Слова «мисс Торн» прозвучали таким тоном, что Мэри тотчас гордо выпрямилась и сухо заявила:

– Надеюсь, мисс Торн не станет помехой никому из вас.