– О-р-к-е-с-т-р ш-к-о-л-ы У-к-р-о-м-н-ы-й у-г-о-л-о-к.

– Но в первом слове была лишняя буква! – в отчаянии сказала Лисе. – Правда!

Булле глубокомысленно сложил руки пирамидкой и обернулся к ней:

– Может быть, доктор Проктор изобретет какое-нибудь средство, чтобы обуздать твое воображение, дорогая.

– Воображение тут ни при чем! – крикнула Лисе.

Булле примирительно похлопал ее по спине:

– Успокойся. Ты знаешь, в чем разница между тобой и мной, Лисе?

– Нет. Впрочем, да, знаю. Почти во всем.

– Лисе, разница в том, что я, будучи твоим другом, слепо верю всему, что ты говоришь.

– Наверное, потому, – сказала Лисе, – что я всегда говорю правду.

Булле задумчиво посмотрел на штандарт:

– Мне кажется, пора посоветоваться с нашими друзьями.

– У нас нет друзей, Булле. Если не считать нас самих, у нас есть только один друг!

– Значит, уже есть круг друзей, если хочешь знать мое мнение, – сказал Булле и стал напевать начало партии первого голоса «Старого марша корпуса егерей»[1]. Лисе не смогла устоять и поддержала его, напевая партию кларнета.

И вот так, под звуки «Старого марша корпуса егерей», они прошествовали от школы на Пушечную улицу и по ней – мимо красного дома, где жила Лисе, мимо желтого дома напротив, где жил Булле, пока не оказались перед занесенным снегом по самую крышу синим покосившимся домом в конце улицы, – домом, где жил их единственный друг. Они прошли мимо голого грушевого дерева и постучали в дверь, потому что звонок, как всегда, не работал.

– Доктор Проктор! – крикнул Булле. – Это мы!

Однако дверь доктора Проктора осталась закрытой.

– Ну где же он? – пробормотал Булле и заглянул в щелку для писем.

– Там, – сказала Лисе.

– Где? – спросил Булле.

– Да вот же он.

Булле обернулся и посмотрел вверх, куда указывал палец Лисе.

И там, на коньке крыши, он увидел высокого худого человека в профессорском пальто и розовых наушниках. Человек осторожно, маленькими шагами, вытянув руки перед собой, пробирался вдоль крыши.

– Доктор Проктор! – крикнул Булле как можно громче.

– Он не слышит, – сказала Лисе. – На нем же Двойные наушники.

Двойные наушники – или Двойные Ушные Заглушки доктора Проктора – профессор изобрел для защиты от шума, производимого другим его изобретением: Порошком ветронавтов доктора Проктора.

Лисе слепила снежок и бросила. Он ударился о крышу прямо перед профессором, тот покачнулся и стал выплясывать на коньке. Руки его замелькали, как лопасти турбины, и сдвинули на висок один из наушников.

– Что вы там делаете? – крикнул Булле.

– Машу… руками… – отозвался профессор и замахал руками пуще прежнего, – и извиваюсь всем телом… – простонал он, когда его длинное тощее тело стало раскачиваться. – А теперь… я теряю равновесие! – закричал он и вдруг пропал.

Булле и Лисе испуганно переглянулись. И бегом бросились вокруг дома.

– Эй, вы там?! – закричала Лисе.

– Эй, вы там?! – закричал Булле.

– Эй, я там, – глухо раздалось из-под снега, и на поверхность высунулись две руки. – А если мы уже закончили эйтамкать, может, вы все-таки поможете мне?

Лисе и Булле схватили профессора за руки, и уже второй взрослый за этот удивительный день был извлечен из-под снега. Хотя можно ли считать этого человека по-настоящему взрослым – еще вопрос. Большинство изобретений доктора Проктора были скорее детскими и ужасно забавными, однако, к сожалению, в мире взрослых от них не было почти никакого проку. Но разве это может иметь значение, когда у тебя сад из одной груши, двое близких друзей и ты помолвлен с самой милой и – насколько доктор мог видеть сквозь свои вечно мутные мотоциклетные очки – самой красивой женщиной Осло Жюльет Маргарин.