– Сначала я установлю на часах время того часового пояса, куда вы едете, – сказала она. – Так куда вы держите путь?

– В Париж! – крикнул Булле. – В столицу Фран… Ой! – И он взвыл от боли.

– Ох, извини, кажется, я наступила тебе на ногу? – сказала Лисе. – Покажи-ка, не испачкала ли я тебе ботинки.

Она наклонилась к Булле и прошептала ему на ухо, чтобы Распа не услышала:

– В открытке было написано не говорить, куда мы едем!

– Подай на меня в суд, – сердито сказал Булле.

– Вот как, в Париж? – засмеялась женщина, показав ряд белых острых зубов. – Я была там когда-то. Приятный город.

– Там нет ничего интересного, – буркнул Булле и потер ногу. – Мы уже передумали, мы туда больше не едем.

– Да ну, и почему же? – хрипло спросила Распа, продолжая смеяться.

– Октябрь. Слишком дождливо. Я слышал, Париж затопило, множество гренландских тюленей на улицах, едят французские батоны, мучают людей.

Распа наклонилась к Булле и дохнула на него запахом сырого мяса и грязных носков:

– Как хорошо, что эти золотые часы водонепроницаемые.

– Вод-донепрон-ницаемые? – промямлил Булле, который до этого никогда в жизни не заикался.

– Да, – прошептала Распа так тихо, что было слышно тиканье всех часов в магазине. – Это значит, что вы можете плавать с ними под водой. И принимать с ними ванну, например. Верно я говорю?

– В-ванну? – сказал Булле и задумался, отчего это он вдруг стал заикаться.

– Вы ведь понимаете, на что я намекаю, правильно? – сказала Распа и хитро подмигнула.

– Н-нет, – ответил Булле.

О господи, неужели он теперь будет заикаться всю жизнь?

Женщина резко поднялась и раздраженно прижала к себе золотые часы.

– Вообще-то, лучше я подарю вам то, что дороже часов. Мудрый совет вам на дорожку. – Хриплый шепот Распы заполнил весь магазин: – Запомните, что смерть – и только смерть – может изменить историю.

– Т-только с-смерть?

– Именно. История высечена в камне, и изменить высеченное в камне можно только ценой собственной жизни. Прощайте, дети.

Распа плавно, словно корабль-призрак, скользнула на своем скрипучем роликовом коньке по магазину и исчезла за оранжевой занавеской.

– Пр-пр… – попытался сказать Булле.

– Прощайте, – сказала Лисе и потянула Булле к выходу.

Лисе и Булле дошли от часовой лавки «ЛАНГФРАКК» до Ратушной площади и сели в автобус до аэропорта. Час спустя они вышли из автобуса и ступили в огромный терминал, где сновало видимо-невидимо людей. Встали в очередь у касс компании «Эр Франс». Пока они стояли, Лисе показалось, что среди голосов людей, топота туфель и объявлений по радио она услышала знакомый звук. А именно жалобный скрип несмазанного колеса. Она быстро обернулась, но увидела только незнакомые лица спешащих путешественников. Тогда девочка принюхалась, не чувствуется ли среди множества ароматов запаха сырого мяса и грязных носков. Но нет, ничего такого. «Должно быть, это скрипели колесики чьей-то хозяйственной сумки», – подумала Лисе. И тут же чей-то жесткий палец вонзился ей в спину. Она резко обернулась. Это был Булле.

– Восстань из мертвых, сейчас наш черед, – сказал он.

Они подошли к невероятно красивой даме с невероятно загорелым лицом и невероятно белыми волосами.

– Чем я могу тебе помочь, дружок? – спросила она.

– Два билета в Париж, пожалуйста, – сказала Лисе.

– Тебе и еще кому?

Из-под стойки прозвучал раздраженный ответ:

– Мне, конечно!

Дама поднялась, посмотрела за стойку.

– Вот как. С вас три тысячи пятьсот крон.

Лисе положила на стойку деньги. Дама пересчитала двадцать сотенных купюр, но потом остановилась и подняла бровь, когда увидела две тысячекроновые купюры.