– Я по царской милости назначен в учение, – не унимался Петр.
Стрелец хмыкнул и на мгновение задумался.
– Слышь-ка, Никитка, – сказал он молодому, – а ну, сбегай к подьячему, а если того нет, спроси толмача, что делать с пришельцем – гнать в шею, пустить али еще што?
Молодой, подхватив одной рукой полы своего великоватого, похожего на балахон стрелецкого кафтана, а другой прижав к груди тяжелый бердыш, вбежал через сени в Аптекарский приказ. Как только он скрылся за дверью, толпа, спокойно стоявшая на ступеньках крыльца, почувствовав ослабление охраны, зашевелилась и начала медленно, монолитно подаваться вперед, прижимая Петра к старшему стрельцу. Охранник напрягся, налег на бердыш и со всей своей могучей силы, упираясь ногами в пол, закричал:
– А ну, сдай назад! Куды прешь, подлый люд! – И стал сталкивать толпу калек с крыльца, угрожая изрубить всех в куски. – Давно, видать, не были на расспросе в Стрелецком приказе? – закричал он. – А ну, кому сказал, сдай назад, сволочь!
В толпе послышался слабый стон. Видимо стрелец сильно прижал к перилам какого-то несчастного калеку, и тот скрипучим голосом простонал:
– Кормилец, пощади, отпусти грудь-то, дышать нечем… – И тот зашелся в неистовом кашле.
– Мил человек, – промолвила стоявшая на ступеньку ниже сухонькая баба с изъеденным оспой лицом, – подмогни хоть маненько-то, милок, поклич дьяка, мочи нет ждать…
– Я вот те щас подмогну саблей по шее, сучье отродье!
Стрелец, опустил бердыш, выдернул саблю из ножен и взмахнул ею над головой очумевшей от страха бабы.
– А ну, здай!…
Толпа в ожидании удара испуганно подалась назад и, охнув, осела.
– А ты куды ползешь, таракан облезлый, – закричал он еще на одного пробиравшегося между людских ног молодого калеку. – А ну, спадай вниз, сука! – И он с силой пнул ногой убогого, который со стоном покатился по ступенькам вниз.
Наконец вернувшийся напарник привел паренька лет четырнадцати в поповском подряснике и камилавке.
– Ты Петр Постников? – спросил мальчик.
– Да, – ответил Петр, удивленный тем, что этот небольшого росточка попик знает, как его зовут.
– Я староста школы Кирилл Савелов. Твое имя стоит в списке со вчерашнего дня. Но ректор вчера сказал мне, что ты будешь только завтра, то есть сегодня, – отвечая на немой вопрос Петра, проговорил староста-попик. – Иди за мной.
Петр протиснулся между стрельцами и вошел за ним в сени.
– В классе все уже собрались, ждут ректора. Сегодня очередное распределение учеников по лекарским направлениям. Ты уже где-то учился или от нуля пойдешь?
– Да, обучался, – уклончиво ответил Петр. – А что такое – распределение по лекарским направлениям?
– Это когда определяют, кто что хочет изучать. Кто-то хирургом хочет быть, кто-то алхимиком, а кому-то костоправное искусство по нраву.
– А если хочешь все лекарские направления изучать? – спросил Петр паренька.
Попик остановился и с удивлением посмотрел на Петра.
– Не знаю, возможно ли у нас такое, – с сомнением в голосе ответил мальчик. – Но, чтобы все изучать, нужно на доктора в университете учиться, а на доктора у нас не учат. На доктора учат только в Европе.
– Я знаю, – уверенно ответил Петр, – мой тятенька рассказывал мне, он часто в Европе бывает.
– А кто он, твой отец?
В этот момент они вошли в большой и просторный зал с высоким сводчатым потолком, где узкие продолговатые окна, были украшены цветным стеклом, а пол выстлан тесаным брусом, от которого исходил приятный запах сухого дерева. Когда ребята проходили через зал, их шаги глухим эхом отражались от потолка. А слова, которые они произносили, сливались, что приходилось переспрашивать. Вдоль всей левой стены от пола и почти до потолка стояли дубовые шкафы с резными красивыми в стекле дверцами, выкрашенные в светло-коричневые тона. Сквозь узкие стекла были видны лежавшие на полках стопками книги.