Но одно я помню. Ее встревоженное лицо бьет в самое сердце. Подобного взгляда я не видела уже много лет, и он воскрешает во мне воспоминания, которые казались мне давно позабытыми. Как я упала с качелей на крыльце, поцарапав коленку, когда мне было десять. Как я порезала пальцы, пытаясь смастерить вентилятор, работающий на солнечных батарейках, когда мне было двенадцать. Таких моментов было немного, но время от времени мамина холодность таяла, позволяя приоткрыть завесу над женщиной, которую я знала раньше. Женщину, которая пристально смотрит на меня сейчас.

– Что случилось? – спрашиваю я тихо.

Мама останавливается передо мной, сжав кулак. Ее рука дрожит. Разжав пальцы, она показывает мне золотую сережку, которую я сразу же узнаю. Я пытаюсь взять ее, но мама отдергивает руку, зажав сережку в кулаке.

– Откуда она у тебя? – спрашиваю я, а сердце бешено стучится. Я ее потеряла в тот день, когда папа написал мне. В тот же самый день, когда доктор Грант осматривал меня в своем кабинете. Я не рассказывала ей о том, что папа написал мне, и это решение далось мне нелегко. Вряд ли она хорошо отреагирует на это. И, честно говоря, я сомневаюсь, что от моего рассказа будет какая-либо польза.

Я ведь так и не ответила на его сообщение и не думаю, что когда-либо отвечу. Если уж я так сильно переживаю из-за одного только сообщения от него, то, впустив его обратно в свою жизнь, кроме душевной боли, я ничего не получу. Да и вообще, как он посмел? Как он посмел объявиться сейчас, как будто ничего и не было, и заявить, что скучает по мне?

– Почему она оказалась на столе у Ноа Гранта? – спрашивает меня мама, отрывая меня от моих мыслей.

Я сглатываю, изо всех сил стараясь контролировать выражение лица. Я не умею ей врать, но я не могу допустить, чтобы она узнала о папе.

– На днях я ходила в клинику. Я упала в кампусе и ушибла колени. Доктор Грант увидел, как я упала, и предложил обработать мне раны.

Мой голос спокоен и выдержан. Я не то что совсем обманываю ее о событиях того дня, но чувствую, что все-таки говорю ей неправду. Я ощущаю, что в нашем разговоре что-то не так, и дело не только в том, что я хочу скрыть от нее, что папа написал мне в тот день. Я инстинктивно хочу утаить, что это была не первая моя встреча с доктором Грантом, но я не могу понять, почему. И не только из-за обстоятельств, при которых прошел мой первый визит. А из-за того, как он на меня смотрит.

Мама несколько секунд молча рассматривает меня, затем кивает, расправляя плечи. Она протягивает мне сережку, и я с натянутой улыбкой на лице забираю ее.

– Почему ты не сказала мне, что ушиблась? У нас своя частная клиника, куда тебе следовало бы обратиться.

Я нервно киваю.

– Да, я знаю, – бормочу я. – Но доктор Грант увидел, что я упала, и сразу же помог мне. Зачем идти к нашему семейному врачу, если он был рядом?

Я внимательно разглядываю маму, пытаясь догадаться, о чем она думает. Почему она спрашивает меня о докторе Гранте? Прикусив губу, я переживаю о том, что она каким-то образом прознала о моем первом визите в его кабинет. Ей бы не понравилось, что я тестирую секс-игрушки, и она бы слишком переживала из-за слухов о моем маленьком инциденте. Она беспокоится не обо мне. Ее волнует моя репутация.

– Ты виделась или разговаривала с ним после этого случая?

Я хмуро мотаю головой:

– Нет. А что?

Мама качает головой:

– Ничего. Тебе нужно держаться от него подальше. Не ходи к нему больше.

Я откидываюсь на спинку кресла и прищуренно смотрю на нее:

– Почему?

Мама недовольно вздыхает.

– Почему ты постоянно перечишь мне? Я бы никогда не попросила тебя делать что-то, что не в твоих интересах, Амара.