– Мой дорогой друг, меня изнуряет именно бездеятельность. – Холмс поднялся из-за стола. – Ну, пора в объятия Морфея, и весьма надеюсь, что ко времени нашего следующего разговора мы уже будем располагать прочным фундаментом сведений, на котором сможем выстроить кое-какие устойчивые заключения.

Однако меня не обмануло его внезапное желание отправиться на боковую. Правда, я тоже удалился к себе, но даже долгое время спустя, лежа без сна и обдумывая причудливые отношения доктора Джекила и мистера Хайда, я чувствовал запах табака и слышал размеренную поступь Холмса, расхаживавшего туда-сюда в спальне, расположенной этажом ниже моей, со своей неизменной трубкой и размышлявшего над загадкой на интеллектуальном уровне, несомненно, много выше моего собственного. Учитывая состояние здоровья моего друга, подобное времяпрепровождение в столь поздние часы представляло определенную опасность, однако у меня совершенно не было настроения спорить с Холмсом и в очередной раз выслушивать его доводы. Я так и заснул под эти монотонные шаги.

Когда я проснулся следующим утром, Холмс уже позавтракал и ушел, оставив на буфете записку, в которой напоминал о совете, который дал мне прошлой ночью. Однако, поскольку дождь на улице лил как из ведра, я решил воздержаться от посещения клуба и вместо этого принялся за чтение. Было примерно пять часов, когда дверь открылась и на пороге показался мой друг с мрачным выражением лица. Он вяло кивнул мне в знак приветствия и рухнул в свое плисовое кресло.

– Полагаю, вы вернулись из Банка Англии? – сказал я, пряча, боюсь, проказливую улыбку за книгой, которую читал.

Холмс посмотрел на меня в некотором удивлении. Наконец тоже улыбнулся, несмотря на очевидную усталость, и спросил:

– Что навело вас, Уотсон, на эту мысль?

Я наслаждался его реакцией. Не так-то часто мне удавалось впечатлить знаменитого сыщика, и потому сейчас было особенно приятно, что в кои-то веки я взял верх над ним в его же собственной игре.

– Элементарно, Холмс, – объявил я, закрыв книгу и отложив ее в сторону. – Ночью вы упомянули, что одним из мест, которые вы планируете сегодня посетить, является банк. А когда я последний раз проходил мимо Банка Англии, улица перед ним была перекопана и завалена характерной густой красной глиной из-под мостовой, образец которой пристал к подошве вашего левого ботинка. Вы ее не обходили, потому что у вас было дело в самом банке.

Пока я говорил, Холмс изучал упомянутую подошву. Потом опустил ногу и в восторге хлопнул ладонью по коленке.

– Великолепно! Послушайте, Уотсон, изучение глубин вашей проницательности – бессмысленное занятие. Кажется, я никогда не доберусь до их дна. Ваши наблюдательные способности всегда были превосходны, но теперь вы научились применять их на практике. С чем и позвольте вас поздравить.

– Значит, я оказался прав? Вы были в Банке Англии?

– Нет, я и близко не подходил к этому учреждению.

Я изумленно уставился на него.

– Но глина!

– Не глина, краска. Маляры заканчивали вывеску над входом в «Лавку Брэдли», когда я зашел туда купить табака и имел неосторожность вступить в пятно краски. Но не унывайте, старина. Ваши рассуждения – единственное светлое пятно в сегодняшнем совершенно безрадостном дне. Вы меня порадовали.

Я кивнул, ибо именно этого и добивался, хотя отнюдь не подобным образом.

– Значит, ваши расследования не принесли результатов?

– Напротив, в этом плане они оказались весьма щедры, до некоторой степени. – Холмс извлек кисет и принялся набивать трубку.

– А дальше?

– Ничего. Я заходил в банк, в котором Хайд держит счет и название которого вы бы установили, если бы не угодили в распространенную ловушку и не позволили одной улике затмить вашу память. Кассир, которого я расспрашивал, отвечал на мои вопросы неохотно, пока я не дал ему понять, что заключил сделку с Хайдом и хочу удостовериться в платежеспособности этого джентльмена. Тогда язык у него развязался. Судя по всему, Хайд открыл там счет год назад. До этого счетов у него не было.