– Почему ты его ударил? – спрашиваю в тишине, которая неумолимо распространяется по комнате.

– Разве ты серьёзно спрашиваешь об этом сейчас? Я думал, тебе сразу стало понятно, зачем я так поступил, – Никита смотрит на меня в замешательстве, и его тёмные волосы падают ему на лоб.

– Тебе не нужно было его бить, – объясняю ему. – Ты главный врач одного из крупнейших медицинских учреждений страны, и подобное поведение недопустимо. Разве ты не понимаешь, что будет, если кто-то снимал всё на видео и выложит в сеть? Твоя репутация пострадает! И моя, кстати, тоже! – чем больше говорю, тем сильнее завожусь. Тем быстрее уходит опьянение.

– Он приставал в тебе, – выражение лица Никиты становится мрачным. Он садится рядом.

– Но… – пытаюсь продолжить и не успеваю.

Гранин внезапно притягивает меня к себе, и его губы ложатся на мои. Я слишком удивлена, чтобы отреагировать, и просто рада, что стакан уже на журнальном столике, потому что иначе наверняка выпал бы из рук и разбился.

Я замечаю, как начинаю отвечать на поцелуй, и закрываю глаза. Мысли проносятся в голове с молниеносной скоростью, желудок переворачивается, а волосы на затылке встают дыбом. Но на этот раз не от страха, а от желания.

О, нет!

Отрываюсь от Никиты и смотрю на него, затаив дыхание.

– Гранин… – останавливаюсь и замолкаю, глядя в его глаза, потом мысль снова приходит мне в голову. – Я уже сказала тебе, что ты больше никогда не будешь просто моим другом. Не говоря уже о более близких отношениях.

– Знаю, – вздыхает он и отводит взгляд. – Мне очень жаль.

Молчу, беззастенчиво рассматривая его лицо. Он этого не замечает, и начинаю говорить такое, от чего у самой мурашки по телу.

– Если ты готов заниматься любовью без скрытых мотивов, ни на что не рассчитывая, то готова подумать об этом, – не выпускаю Никиту из виду, и он удивлённо смотрит на меня.

Я сама поражена тем, что сказала. Конечно, не монахиня, но предлагать ему подобный вариант?!

– Это текила заставляет тебя говорить такое, – на лице Гранина появляется улыбка.

– Нет. Я могу отделить любовь от физиологической близости, – смотрю на него и закатываю глаза при виде недоверчивого выражения лица. – Однажды кто-то разбил мне сердце, второго раза не будет. Поверь мне, Никита Гранин, я знаю, что говорю, – и пожимаю плечами.

Я разбираюсь в свиданиях на одну ночь, а также в любовных отношениях. В конце концов, это то, чем моя личная жизнь ограничивается уже более десяти лет.

– Почему ты… предлагаешь мне такое? – тихо спрашивает он.

– Ты хорошо выглядишь, – отвечаю ему, снова пожимая плечами, и теперь он ухмыляется.

– Ладно, – произносит мой собеседник, и я испытующе смотрю на него.

– Постельные друзья? – говорю и протягиваю Гранину руку. – Но знай. Никто в клинике не должен даже подозревать, что я сплю с начальником, иначе мне действительно придётся искать новую работу.

Смотрю Никите прямо в глаза.

Я не знаю, почему всё это делаю и говорю. За последние несколько недель нам наконец-то удалось вести себя почти совершенно нормально.

Я как будто управляюсь дистанционно…

Алкоголь?

– Хорошо, но давай договоримся так, – Гранин берет мои ладони в свои. – Подождём, что ты скажешь об этом в понедельник. Хорошо?

– Скажу то же самое, что сейчас. Никита, я прекрасно знаю, что любовные отношения и физиология – это две совершенно разные вещи. Если люди хотят, то одно не будет иметь ничего общего с другим, – я кладу руку ему на щеку, и он на мгновение закрывает глаза.

Чувствую, как Никита борется с собой…

Да, близость и любовь – это две разные вещи. В одной я разбираюсь хорошо, в другой совсем не разбираюсь. Нетрудно догадаться почему. После Гранина не подпускала к себе никого даже на шаг. Этого одного опыта хватит на всю оставшуюся жизнь. Но я никогда не была монашкой, и Маша, с которой мы прожили в одной квартире четыре года, может с уверенностью это подтвердить.