А вот черты его лица она потихоньку забывала. Но точно также она забывала и то, как выглядела сама. Сначала девушка еще ясно видела в зеркале свое серьезное лицо с печальными глазами. Затем, спустя годы, отражение в мутнеющей поверхности стало нечетким, черты расплывчатыми и ускользающими из ее памяти.
И все же она каждое утро приводила себя в порядок, расчесывала волосы, открывала окно и представляла горбатый мостик, соединяющий два берега теперь тихой, пересыхающей летом речки. Она ждала. Ждала вопреки гневу родителей и их обману – они в течение многих лет прятали от нее письма юноши. Ждала вопреки всем страшным историям о ненастьях и кораблекрушениях, о быстротечности чувств и легкомысленности слов.
Ждала, проглядев и выплакав все глаза, но не потеряв веры и надежды.
И однажды он вернулся. Возмужавший и разбогатевший, моряк спешил к своей любимой. Во внутреннем кармане камзола он нес ей подарок – жемчужное ожерелье. Каждый год, после удачной торговой сделки он покупал для нее жемчужину.
Еще проходя по мостику, услышал, как стукнули, распахиваясь створки ее окна и увидел знакомое лицо.
Она смотрела прямо на него.
Словно колокол корабельный в туманную погоду забилось сердце. Он подошел к окну, протянул ей длинную перламутровую нить и сказал хриплым голосом:
– Я вернулся!
– Извините, – откликнулась она, – я жду своего любимого. Ее голос звучал спокойно, почти безжизненно, а белесые глаза смотрели сквозь него, не замечая протянутой к ней руки.
Рассказывают, что моряк отдал жемчужное ожерелье в местную церковь, возвратился на корабль и больше никогда не появлялся в этих местах.
Жаркое солнце здорово разогрело нас. Мы останавливаемся и переодеваемся. Куртку я завязываю на пояс, предварительно снова проверяю карман. Деньги и карточка – все на месте.
Время обеденное – организм требует остановку на заправку. Только через час нам удается найти ресторан, еда в котором оказалась просто отличной!
Перед нами большой деревенский двухэтажный дом, где первый этаж отдан под ресторан, а на втором проживает семья, которая и работает в нем. На кухне готовит пожилая мать семейства. Бармен-официант – ее сын, а его дочь – официантка. Может и еще кто-то помогает, но мы встретились только с ними. Нас сажают за столиком на улице, в тенечке. Хоть цена обеда фиксированная – 8,50 евро, в меню предлагаются варианты нескольких блюд.
Дружно выбираем жареную ставридку на закуску. Это точно ставридка – ведь рыбка по размеру небольшая. Но какой же она оказывается сочной, вкусной! Мы просто облизываем пальцы, а от рыбки на наших тарелках остаются только глаза и жабры. На второе мы заказываем мясо. Едим его спокойно, наслаждаясь, периодически откидываясь на спинку стула, чтобы передохнуть – порции немаленькие. Мы причмокиваем, закатываем глаза, повторяем: «Как вкусно!» и насытившись, просим официантку поблагодарить повара.
Неожиданно к нам выходит сухонькая пожилая женщина в переднике, закрывающем почти все платье. Руки она то достает из-под передника, то снова прячет. Мне хорошо запомнились ее глаза под нависшими веками, прозрачно-голубые, излучающие теплый, живой свет. Марии-Виктории 83 года, и дни напролет она проводит у плиты, помогая семье выживать.
– Прибыли от ресторана совсем мало, лишний расход работника нанимать. Да и я хочу быть полезной семье, хочу быть нужной. Муж умер несколько лет назад, и пока я жива, буду двигаться, детям и внукам помогать.
Во время разговора с ней, почувствовала прикосновение к чему-то зрелому, к какой-то бескорыстной мощной силе. Сияние глаз этой испанки, в которые я смогла заглянуть и на минутку соединится с опытом, размышлениями, чувствами другого человека, наполнило меня благодарностью к миру и жизни.