Медленно, чтобы не беспокоить голову, я передвигалась по кухне и собирала нехитрый завтрак. Полина не отличалась кофейной привередливостью, поэтому спокойно пила растворимый кофе с сахаром и грызла сушки с маком.

Я забралась на стул с ногами, натянула домашний свитер на колени, на них же поставила чашку с кофе, удерживая две сушки на мизинце. Полина сидела на стуле по-турецки и продолжала страдать, кидая на меня мученические похмельные взгляды.

– Мне нужен аспирин, – прохрипела она.

– Возьми в шкафу. Где специи стоят, там коробочка из-под “Ферреро Роше”. В коробочке таблетки.

– Поднимите мне веки… – Она с изяществом медведя слезла со стула и пошла искать спасительный аспирин.

Из открытого окна раздавался гул субботнего оживлённого движения на дороге. Ночное совещание после завтрака перешло в дневное. За прошедшие двенадцать часов мы пришли к неутешительным результатам и не вселяющим надежды итогам. Так как я не Кэрри и уж никак никак не Саманта^>13, то шанс снова хоть как-то выстроить личную жизнь неумолимо стремится к нулю, хотя есть надежда, потому что детей у меня ещё нет. Поэтому было решено пока что не думать о личной жизни, а думать о работе, потому что у меня тут не “Ешь, молись, люби”^>14, а суровая реальность, где мне на что-то нужно жить. На первое время было решено не покидать университет, а продолжать читать лекции у бакалавров в следующем учебном году. На эти деньги, конечно, не разгуляешься, но это лучше, чем вообще ничего, и при этом дает некоторую свободу в выборе более оплачиваемого рабочего места. Мы застопорились на моей идее быть судьёй, ведь я именно потому и уволилась, чтобы начать искать варианты. После ещё получаса в интернете и “Консультанте” мы составили некоторое подобие бизнес-плана на ближайшие полгода, в который входило преимущественно ежедневное отслеживание освобождающихся мест, подача заявления на сдачу квалификационного экзамена и, само собой, подготовка к этому экзамену. Когда мы всё это расписали, то перспективы стали не такими уж ужасающими, какими казались спустя несколько часов после того, как муж с фейерверками и “Прощанием славянки” отчалил из нашей тихой семейной гавани. В понедельник я позвоню своему научному руководителю и спрошу ещё и у него совета, потому что всё-таки возраст и опыт должны в нём породить идеи.

Когда за Полиной закрылась дверь, а я вернулась на стул на кухне, то состояние некоторой зарождающейся надежды отправилось, наверное, туда же, куда и Саша. Я впала в горестное состояние молчаливого и мрачного уныния. Мы были женаты почти тринадцать лет. За эти тринадцать лет мы общими усилиями купили эту квартиру, сделали в ней вполне приличный ремонт, заполнили книгами книжный шкаф от пола до потолка, в котором я прочитала абсолютно всё. Вопрос о ребёнке у нас вообще никогда не поднимался. Наверное, сначала оба ждали, что купим квартиру, потом сделаем её пригодной для жизни, потом хотелось попутешествовать, защитить диссертацию, а Саша уже одной ягодичной мышцей занимал кресло заместителя генерального директора, старательно выжимая оттуда престарелого мужчину номенклатурного типа, которого держали на этой должности лишь из уважения, потому что толку от него уже лет пять как не было никакого. Все как-то вообще шло нормальным таким чередом. Да, мы оба не горели желанием стать родителями сразу же, потому что у меня были некоторые профессиональные амбиции, которые настойчиво требовали от меня их реализации как можно скорее. Саша тоже активно занимался работой, получил второе высшее. Не могу сказать, что я жалею, скорее наоборот. В данной ситуации я очень рада, что ребёнка у нас нет, и развод пройдёт быстро. Нас, конечно, заставят думать целый месяц, но раз уж мавр сделал своё дело, то мавр может уходить