– Конечно, помню. Вчера, например, была наша девчушка переводчица с немцем. Она обычно приводит иностранцев, вот и вчера была. Но смотрела на него такими малахольными глазами! Думаю, он не просто турист, знакомы они хорошо. Здесь меня не проведёшь, я на людей тридцать лет смотрю. Сразу могу сказать, где супруги пришли, а где недавно или случайно знакомые.

– Отлично, продолжайте, – оживился Олег Андреевич. – И вы заметили, что девушка к нему неравнодушна? А он к ней?

– Он только картинами интересовался. Как раз теми, что сегодня украли. Даже лупу из своего чемоданчика достал и долго так рассматривал, каждую деталь. Он – на картины, девчушка – на него, а я на них любовалась. Пробыли они здесь не меньше часа. Обычно возле одной стены так долго люди не находятся. А эти больше никуда и не ходили. Кажется, девушка даже обиделась. Они-то на немецком изъяснялись, я догадалась. Когда вышли в холл, девушка жестом его пригласила наверх, вроде как предложила пройти осмотреть и остальные залы. Он глянул на часы, что то ей ответил. Видно, отказался. И они вышли.

– Что ж, за целый день только они и были?

– Да, только они. Вчера и позавчера – вообще ни души. А вот дня три назад она одна была. И тоже только в этом зале. На минуточку заскочила. Глянула на подписи под картинами, вроде как сверилась, – и назад.

– Спасибо большое вам за помощь. Как вас зовут?

– Галина Степановна.

– Галина Степановна, очень приятно. А вы случайно не слышали, как её называл немец?

– Слышала, конечно. Он называл её Софи. Вообще-то, она София – дочь наших крымских художников. У нас во втором здании часто проходят выставки современных художников, и недавно была выставка её матери. Так София на презентации тоже была. Кажется, картины по сей день там и висят. Вы зайдите, посмотрите. У меня память на фамилии плохая, а то бы я вам сказала. Когда немецкая делегация приезжала из Германии, месяца два назад, так у них был и свой переводчик. Но и София тоже помогала переводить. Их же много было, немцев-то. Приехали, три дня тут ходили, галдели. И телевидение было, даже из Киева – не только крымское.

– Как много интересного вы мне рассказали, Галина Степановна! Я вам очень благодарен. А можно мне ваш адресок? Если понадобится, наши сотрудники вечерком к вам заглянут? Вы позволите?

– Почему же не позволить? Приходите и вы, чайку попьём, я вам расскажу, как эти картины парочка из Баварии обнаружила.

– Обязательно, Галина Степановна, я с удовольствием послушаю.

Олег Андреевич черкнул адрес в свою книжку и уже повернулся к выходу, но словоохотливая женщина продолжала:

– Эти картины ведь, только подумать, полвека в запасниках лежали. А потом директор велел повесить для обозрения. Вот тут-то и наткнулись случайно супруги на «Аахенский собор»… Вон на противоположной стене висит. Видите? – смотрительница показала рукой на картину. – Ух, как они оживились тогда! Фотоаппаратом защёлкали, залопотали на своём. Я им говорю: «Нельзя картины фотографировать, запрещено. Краска портится от вспышки». А они делают вид, что не понимают и продолжают фотографировать. Хотя с виду люди культурные. Я тогда очень рассердилась на них.

Олег Андреевич понял, что посетитель в музее сегодня действительно редкий гость. Скучающая смотрительница с удовольствием бы общалась с ним до конца своего рабочего дня. Он вышел на улицу и, обойдя вокруг музея, зашёл в соседнее одноэтажное здание, где были расположены экспозиционные залы.

«Да, сегодня я молодость вспомнил по полной программе. А что, не только в кабинете начальнику следствия интересно доклады выслушивать, иногда полезно и размяться, проверить себя и других на профпригодность», – удовлетворённо думал полковник, возвращаясь в главк.