Зайкин припарковался рядом на тротуаре в переулке. Из машины он вылез с ошеломленными глазами, переводил их с одной на другую. Карина опустила свои. Полина кинулась ему на шею. Парень ее ловко подхватил и прижал к себе на весу.

– Я соскучилась, – шепнула она перед тем, как поцеловать в губы.

Кирилл сперва растерялся, но быстро ответил и закрыл глаза. Карина приказывала себе: «Не смотри. Не смотри. Не смотри», но не слушалась. Зайкин был красив в профиль и особенно в поцелуе. Нижняя челюсть выпирала острым краем. Мышцы шеи натягивались с напряжением. Щеки с каждым захватом губ продавливались, оголяя фигурные скулы. Ей одновременно нравилось видеть его таким и больно было на это смотреть. Непонятное чувство зудело внутри. Она сама его об этом попросила, сама все это подстроила, но все равно страдала. Ревновала беззлобно и бесилась отчаянно. Сердце металось, хотело вырваться из невыносимой оболочки. Девушка себя ненавидела.

Прочистив горло после поцелуя, Полина хихикнула и спрыгнула с длинного парня. Оба посмотрели на Карину. Зеленые глаза распыляли радость. Синие извинялись.

– Ну, вы так-то знакомы. Но еще раз. Карина, Кирилл, – сестренка быстро махнула кистью из стороны в сторону и вывела парня за руку на тротуар.

Карина невольно отшагнула назад, боясь близости. Кирилл встал за Полиной, словно заслонялся.

– Я же колготки привез, – он кинулся к автомобилю и достал с пассажирского сиденья пакет. – Не знал, какие нужны, взял на выбор.

Широкая ладонь развернула пять пачек веером. Там были и черные, и телесные, и белые, и даже красные. Девчонка рассмеялась и спихнула колготки обратно в пакет. Благодарность выразила чмоком в щеку.

– Когда мои родаки появятся, Кара им тебя представит, как своего парня, – заговорщически шептала сестренка. – Подыграй. А то мне они пока не разрешают с мальчиками гулять.

Она ткнула пальцем в покрасневший кончик носа. Парень отпрянул и улыбнулся.

– Конечно, милаш, – ласковая рука заправила выпавший локон за ухо.

Карина облизала губы и отвернулась. Полина повела плечами игриво. Стразы на платье сияли тусклее, чем ее задиристая улыбка.

– Рада, что ты пришел.

– Еще бы я такую красоту пропустил, выглядишь потрясающе.

Они еще несколько минут ворковали, шепчась. Карина отошла в сторонку и развернулась на все сто восемьдесят градусов, чтобы не мучить себя. «Насмотрелась, достаточно», – твердил рассудок эмоциональному сердцу. То ритмично разносило эхо собственных страданий по всему телу.

Наконец, парочка окликнула ее, чтобы вернуться в здание. Мать позвонила сестренке – пришли. Карина перед выходом в главный холл набрала в грудь побольше воздуха. Боялась встречи Зайкина с родителями. Стыдилась их и себя, не сомневалась – отец что-нибудь да ляпнет, предвкушала неловкость, которую всем придется испытать. И вообще она их в целом видеть не хотела, точнее отца. Они разговаривали в последний раз в ее день рождения, который он проклял.

Увидев родителей в гуще гостей, столпившихся у входа в зал, Полина выбежала вперед. Отец с матерью обернулись на нее и засияли гордостью. Выглядели они скромно, даже на фоне обычных родителей других учеников, а для Зайкина, как казалось Карине, и подавно. Хилая фигура отца утопала в бесформенной и бесцветной куртке. Взятые в секонд-хэнде не по размеру джинсы спадали во множество слоев на ботинки. Нити торчали у основания каблука. Ботинки потрескались в местах сгиба. Искусственная кожа кое-где протерлась до ткани. Мать куталась в выцветшее пальто и прижимала сбоку потрепанную сумку со сломанной молнией, которая уже не замыкалась. Издалека такие мелочи не были заметны, но вблизи каждая деталь верещала о бедности. Карина хорошо помнила, как чувствовала себя, когда выглядела так же, и это чувство накрыло вновь. Стыд жарил лицо.