Только бы выжил дед.
А в голове весь вечер пела Женя Любич свою «Колыбельную тишины».
/дедушка выжил/
/2019-ый/
Я вот думаю…
Даже не знаю, день тридцатого декабря закончился в одиннадцать вечера. Вроде происходило многое, впрочем, как всегда. А запомнились какие-то обрывки. Знаете, я ненавижу гвоздики, ненавижу розовый цвет. Но это был очень искренний, скромный и нежный букет. Бабушка, вставшая на моем пути и остановившая мой очень и очень быстрый бег, схватив за руку: «Просто спасибо. Спасибо. Берегите себя!».
И этот бедный постоянный пациент, заглянувший не к месту и не ко времени в кабинет:
– Анастасия Николаевна!
– Я никого не вызывала!
– Вы как всегда, – старичок нежно улыбнулся, – обожаю…. Я просто зашел поздравить Вас с наступающим Новым годом. Люблю.
Улыбаясь, ушел. Болезнь-то я его нашла и вытащила наружу. А толку? Неврология – жестокая специальность. В жестокости и обреченности своей порою спорящая с онкологией.
И коллега, родная моя, бесценная Оксана Валерьевна, с растрепанной, уже явно поседевшей головой, незаметно вошедшая и севшая на место Аси, которой я рявкнула, не поднимая головы: «Ася, ну твою мать, у тебя сопор? Где анализы?!!». Поднимаю взгляд и обмираю от нежности и раскаяния.
«Помогите, тут странный менингит…» – и материнская улыбка на лице у заведующей. Жалела меня, хотела сберечь, все понимала, но не прийти не могла. Знала, что ей не откажу. Знала, что я такая же дура, как и она.
И этот дурацкий «менингит», действительно странный, на который мы с нею смотрели полчаса, раздев тетку донага. В девять вечера. «А сыпь у вас эта… чешется?» «Нет!» И молчаливо-перепуганное переглядывание с терапевтом. Потому что вряд ли что-то есть страшнее «звездного неба».
«Дак хорошо же, что не чешется, доктора, что же вы молчите?», «Мнэ-э…»
А между девятью и десятью ты скачешь домой, чтобы вложить в мамахен таблетку, и тут же бежишь назад.
И в десять вечера, когда эта же Оксана Валерьевна, закончив дела, затупив и надев фонендоскоп поверх пуховика, заходит в кабинет по дороге домой и кладет мне на стол нарезку колбасы и кексики. И мои SMS-ки ей ближе к полуночи: «Мы с Вами, простите, два идиота, нам нужно было взять пустой прозрачный стакан и нажать. Сыпь бы не исчезла!», «А я не нажимала…» – растерянный ответ заведующей. «Нормально там всё, я все симптомы проверила, ложитесь спать!» – успокаивала ее я, «Ну, значит, сегодня я буду спать без «корвалола», – со смайлом отвечает мне она.
А дома мать, забитая, тяжело больная, уставшая, но тихая: «Анастасья, я скатерть постирала. А покушать есть что?». И совесть жрет, и время на то ли я тратила, прозябая на работе?
И хрен бы ты что готовила, но надо. И снова спросонья привычно режешь пальцы привычным ножом, на уже треснувшей доске…
На полу полный пакет амбулаторных карт, которые надо сделать к семи утра. А ты ведь обещала меньше курить.
Вообще, страшный и переломный момент наступает тогда, когда дети начинают кормить родителей. С этого момента меняется все.
Дневники-5
Вызвав врача на дом, отключи домофон, перережь провод дверного звонка, выключи телефон, назови неправильный корпус или подъезд. Доктора любят сложные квесты (с) Злой медик
Пока вы изощренно трахаете только мой мозг. Совершенно невыносимое ощущение. Я никак не могу кончить (с) Малекит, Kirena
/2019-ый/
Хочу сказать, простите мой пьяный язык, вот на домашних вызовах всякое у меня было, всякое. Разные квартиры, разные судьбы и люди. И страшное было, и смешное, и душевное.
Но такого еще не было точно.
Я попала в индийскую сказку. Сразу следует заметить, что так я морду лица не держала просто никогда. Вот когда у тебя она предельно сдержанная и серьезная, а внутри ты покатываешься гогочущей гориллой. У меня только иногда глаза становились чуть больше и брови туда-сюда ездили по лбу. В остальном аутентичность образа чеховского доктора я сохранила.