Все так же мечтательно улыбаясь, лекарь повернулся к Белкину. Тот оцепенел, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Врач вынул из-за спины руку – в пальцах сверкнуло стальное жало скальпеля.

– Чудесная придумка человеческого разума, вы не находите? – произнес он.

С этими словами он вонзил скальпель себе под скулу и одним махом выкроил правую щеку. Сочащийся кровью шмат плоти шлепнулся на снег, и врач небрежно отбросил его ногой. Белкин будто прирос ногами к земле, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Лекарь повернул к нему изувеченную сторону лица и усмехнулся. В свете месяца сверкнули обнажившиеся зубы.

– Не помешала бы симметрия, вы не находите? – спросил он и двумя взмахами отхватил себе и левую щеку. Вслед за этим он принялся яростно кромсать нижнюю челюсть и подбородок. Полетели темные брызги.

Комендант пытался закричать, но горло не слушалось, будто стянутое железной струной; хотел убежать, но ноги приросли к месту, словно в ночном кошмаре. Месяц и звезды пульсировали в небе холодным светом в такт судорожным рывкам скальпеля. Наконец Михель опустил руку. Длинные волосы трепетали на ветру, мерцали глаза… а под ними скалились голые десны. В стылом воздухе от развороченного рта поднимался пар. Немец шагнул к Белкину и нацелил на него лезвие скальпеля.

– Слышите, ветер воет? – спросил он. Комендант смотрел, как клацают, поблескивая в кровавом месиве, белоснежные зубы, как движется за ними розовый язык. – Скоро конец. Но не ваш, любезный Александр Сергеевич. Конец доброго доктора. До чего надоел мне пьяница Михель с его подагрой и больной печенью!

Отто Францевич вонзил себе скальпель в нижнее веко и одним движением очертил круг. Глазное яблоко вывалилось ему на щеку вместе с налипшими веками. Лекарь небрежно взял его другой рукой, оборвал нерв, растер глаз между пальцами и махнул рукой, стряхивая слизь.

– Ты меня не получишь! – с огромным трудом сумел выдавить Белкин.

– Получу, – грустно сказало чудовище. Оно воткнуло лезвие в другой глаз, после чего принялось перепиливать носовые хрящи. – Ты вкусил человеческой плоти, ты убил своего друга. Теперь ты мой.

– Нет…

Неожиданно чудовище пришло в ярость.

– Ты мне не веришь! – закричало оно. – Так убедись! Смотри, теперь маски сброшены!

Оно вцепилось себе в волосы и принялось лихорадочно сдирать с головы скальп, помогая себе лезвием.

Белкин обезумел от ужаса. Уйти, убежать, уползти – подальше от существа, кромсающего собственную голову! Но даже отвернуться от кошмарного зрелища он не мог. Существо сдернуло с себя скальп и швырнуло его на снег, точно мокрую тряпку. Затем погрузило пальцы в глазницы и с неожиданной легкостью содрало верхушку черепа, обнажив пульсирующую розово-серую массу мозга.

Только тогда комендант понял, что происходит.

Оно разоблачалось.

Лезвие скальпеля кроило одежду, полосовало плоть. А потом лекарь начал раздуваться. Обрывки рубахи, камзола, штанов и сапог сорвались с него, а вслед за тем разлетелось на куски иссеченное тело, разметав во все стороны обломки костей, и пролилось на землю багровым дождем. Брызги оросили лицо Белкина, заляпали глаза, поэтому он плохо видел создание, возникшее на месте Михеля. Все, что он различил, – это высокий мглистый силуэт, горящие желтым огнем глаза и протянутую к нему руку-лапу с длинными корявыми когтями.

Он пах кровью и хвоей.

Дух голодного ветра.

Вендиго.

Тут оцепенение, сковывавшее Белкина, прошло. Он повернулся и со звериным воем ринулся в лес.

Еще никогда в жизни комендант так не бегал. Промерзшая земля гудела под сапогами, сосновые лапы хватали за одежду и хлестали по лицу, впереди вырастали шершавые стволы, и он врезался в них и падал, сплевывая кровь и осколки зубов, но сразу же поднимался и бежал дальше. Ноги несли его все быстрее и быстрее.