В каморке Диму было не до изучения Додика. Но когда они отправились на первое задание, то он разглядел додиков нос и опечалился.

«Ну и ладно», – промолвил Дим, словно перед кем-то оправдываясь.

Правда, окончательно справиться с этой печалью ему не удалось. С тех пор, стоило Додику, увлеченно пыхтя, проникнуть в каморку, как Дим начинал с бешеной скоростью рисовать своих солдатиков, словно спешно создавая личную армию для защищения здравия. Иногда, оторвавшись от картонного поля боя, он бредил масонами. Вспоминался Новиков и Радищев, и прочие революционеры. Дим был человеком старой закалки: будущее России казалось ему безмятежным только при условии избавления от евреев. При этом во всех остальных вопросах он Додика с легкостью переносил. Даже с охотой руководил, рассказывал бесконечные, непонятные исторические анекдоты и одалживал денег на булку в буфете. Его антисемитство было абсолютно не загрязнено бытом. Оно было чистое и высокое. В принципе, против Додика как такового он ничего не имел. Он возражал против Маневичей, и особенно Давидов. Не в силах даже произнести ни одно из двух этих слов, он предпочитал обращаться к Додику официально: «коллега».

Но Дим составлял в Музее скорбное меньшинство. Остальным было наплевать на национальность кого бы то ни было, включая и Додика, и самого Дима. Большинство попало под особую магию самого места, где они оказались, Музея.

Музей был огромен. Он включал в себя трехэтажное здание со всеми двадцатью выставочными залами, башней спецхрана, библиотекой, архивом, буфетом, службами, сторожками и каморками, лестницами и балюстрадами. Но главным были подвалы: там находились отделы, где трудились старшие искусствоведы и искусствоведы просто, графики, реставраторы, лаборанты и секретари. Однако подвалы славились вовсе не этим: они были настолько мистичны, что любые готические подземелья перед ними беспомощно меркли. Несколько петляющих переходов вели от отдела к отделу: эти трассы освещались тускло и не всегда. Они были забиты шкафчиками, какие ставятся в школьных раздевалках, сломанными рамами и витринами, колченогими стульями, рулонами войлока и поролона, иногда толстенными непонятными трубами. Там надо было ходить с фонарем, а опытные искусствоведы передвигались, зажмурившись, и на ощупь. Передвигаться им было необходимо, ибо «отделы» представляли собой ничто иное, как ряд просторных хранилищ, где, как листы гигантской нескончаемой книги, стояли картины. Додик в переходах сначала плутал, а потом полюбил их и научился там прятаться от неугомонных начальников.

Конец ознакомительного фрагмента.