За всеми этими переживаниями и поисками выхода –  не заметила, как уснула. Просто "выключилась", провалившись в сон. И, конечно же, мне виделся дом.

*Дортуа́р – общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях.

** Вся описанная ситуация  имела место быть в реальной жизни и взята из мемуаров одной из институток Смольного.

  Ни свет ни заря, в самом прямом смысле этого выражения, меня разбудили удары колокола, долетевшие в приоткрытое на проветривание окно.

– Мамочки, что ж так громыхать-то, да ещё и в такую рань?! – возмущённо подумала я, поморщившись от неуместного, по моему мнению, громкого звука. Казалось, вообще едва успела закрыть глаза.

  Нет, сам звук был довольно мелодичный, душевный такой, но с непривычки – аж в ушах зазвенело. Я так понимаю, для воспитанниц он означал время подъёма.

  Вскоре вошла опекавшая меня горничная, принесла таз с водой и чистым полотенцем, чтобы умыться. Не совсем уверенна, но за ширмой, отделявшей угол помещения, скорее всего, располагался умывальник, однако, я бы до него пока точно не дошла – даже в сидячем положении голова начинала кружиться, вызывая тошноту.

– Давайте, мадемуазель Алиса, я вам помогу. – приговаривала она, осторожно приподнимая на кровати.

  Горничная оказалась на редкость терпеливой и приятной в общении. Это была спокойная темноволосая женщина с абсолютно заурядной внешностью лет тридцати пяти. Самое обычное лицо её не слишком часто посещала улыбка, но и выражения недовольства или раздражения я тоже пока не увидела ни разу.

– Скоро придёт доктор Худяков для осмотра и перевязки, надо привести вас в порядок. – вслух рассуждала она, аккуратно прочёсывая спутанные местами волосы (Чёрт бы их побрал – как же это неудобно!), – Лев Петрович сказал, что вы хорошо поправляетесь. Если так дело пойдёт – скоро вас из тяжелобольных переведут в общую палату.

– Так, ну хоть как доктора величают узнала. Надо каким-то образом задержать эту милую тётеньку до его прихода. Должен же он хоть раз назвать её по имени – а то как-то совсем неудобно к ней обращаться, – думала я, терпеливо снося пытку новыми волосами.

  Не успела придумать, как исполнить собственную мысль, как в палату бодрой походкой стремительно вошёл сам доктор Худяков  (который "добряк").

– Вы закончили, Мария? – вопросительно приподняв брови жизнерадостно поинтересовался он.

  Я едва заметно облегчённо вздохнула.

– Да. Вам нужна моя помощь? – уточнила та.

– Уноси скорее все эти мыльные принадлежности и возвращайся – поможешь с перевязкой, – ответил доктор и переключил своё внимание на меня.

– Хорошо, Лев Петрович. – женщина потянулась к тазу, стоявшему на лаконичной деревянной прикроватной тумбочке.

– Спасибо за заботу, Мария. – слегка коснувшись её руки, тихонько шепнула я.

  Она одарила меня одной из своих редких тёплых улыбок и молча пошла исполнять указание.

– Нус-с, мадемуазель, как мы сегодня себя чувствуем? – сцепив перед собой "в замок" длинные пальцы рук и выпрямив коленки, доктор уставился на меня доброжелательным взглядом.

– Ну Айболит воплоти! – подумалось мне, –  Разве только без бороды.

  Даже странно как-то. Из того, что я в своё время начиталась про этот институт – следовало, что все здесь просто обязаны были ворчать, ругаться, поучать и всячески гнобить. А пока что попадаются сплошь положительные личности. С одной стороны, это приятно удивляло, с другой – даже как-то настораживало. В общем, я решила на всякий случай не расслабляться. К слову сказать – правильно решила.

  Если резюмировать то, что уже удалось разузнать к данному моменту, находилась я в отдельном помещении лазарета для тяжелобольных. Лев Петрович Худяков – местный институтский врач. Оперировал меня – профессор Буяльский Илья Васильевич*. Про саму себя же не удалось понять практически ничего, кроме того, что мне шестнадцать лет, я учусь на последнем курсе (Упс! В старшем классе.) Смольного института благородных девиц, одноклассницы мои, по большей мере, интеллектом не блещут и сейчас самое начало учебного года.