Прежде чем Джеймс успел что-нибудь прощупать, на стол упала тень. Он поднял голову и увидел стоящего над ними Уильяма Мелвилла. На нем был элегантный костюм выходного дня: тщательно выглаженные брюки чинос[5], рубашка на пуговицах и мокасины. Но от повседневной одежды он не стал менее представительным.

– Папочка! – просияла старшая дочь с явным обожанием в глазах.

– Элизабет, – ответил он в типично сдержанной манере.

Джеймс отметил, что Уильям даже кивнуть ему не потрудился. «Ты для него прислуга», – цинично подумал он.

– Кейтлин появится с минуты на минуту. Я попросил твою мать подготовить Эмбер и к четырем часам быть в гостиной. Тебя это тоже касается.

Улыбка сползла с лица Элизабет.

– Конечно, – ответила она, вытягивая руку и оглядывая идеальный маникюр. – Но мы только что закончили игру, мне нужно хотя бы принять душ.

– Ну так поторопись, – приказал Уильям. – Кейтлин – ваша сестра. Я хочу, чтобы мы встретили ее всей семьей.

Элизабет потупилась.

– Да, папочка, – ответила она извиняющимся тоном, но Джеймса было не провести.

Элизабет смотрела вслед отцу, возвращавшемуся в дом, и на лице у нее мелькнула слабая вспышка чувств – задержалась на какую-то секунду и исчезла. «Раздражение, – решил он. – Даже гнев». Не знай он Элизабет так хорошо, и не заметил бы.

– Боюсь, вам придется извинить меня, Джеймс, – сказала она, будто не случилось ничего необычного. – Но давайте на следующей неделе обязательно проведем матч-реванш.

– Когда хотите, – ответил он, желая задержаться и своими глазами увидеть пополнение в семье Мелвиллов.

Элизабет встала и одернула теннисную юбку.

– Ладно. Давайте я вас провожу.

Из окна своей спальни Изабель Мелвилл смотрела, как старшая дочь вошла в дом вслед за мужем. Она понимала, почему Уильям позвал Элизабет. И ей следует спуститься вниз и присоединиться к ним. Но она задержалась на несколько минут, чтобы прийти в себя.

Подойдя к туалетному столику, она взглянула в зеркало, пытаясь решить, нужен ли макияж – и какой. В свои сорок два она все еще не утратила привлекательности. Со светлой кожей и изящной фигурой она казалась английской розой, над которой не властно время. Вокруг глаз и губ пролегло несколько красноречивых морщинок, но она давно уже махнула на них рукой, решив, что они добавляют характер лицу, которое в противном случае было бы красивым, но немного бездушным.

Поразмыслив несколько секунд, она выбрала естественность – нанесла тонирующий увлажняющий крем и едва заметный блеск для губ. Все это хорошо сочеталось с кремовым льняным костюмом, который она надела для такого случая. Она сочла его подходящим и не слишком официальным – хотя кто знает, что считать уместным при знакомстве с внебрачной дочерью мужа.

К счастью для Изабель, злиться было не в ее характере. Другая бы воспротивилась тому, что в доме поселится ребенок от его пассии. Но она приняла ситуацию без вопросов, заботясь о бедняжке, которая только что потеряла мать. С годами ее отношения с Уильямом переросли в дружеские. Впрочем, она никогда не обманывалась насчет того, что их брак по любви – ну, по крайней мере, не со стороны Уильяма.

Изабель знала Уильяма всю жизнь. Ее отец – один из основных поставщиков хлопчатобумажных тканей в «Мелвилл» – дружил с Розалиндой, матерью Уильяма, и их семьи часто общались. В детстве Изабель восхищалась загадочным Уильямом Мелвиллом. А долго ли тринадцатилетней девочке влюбиться в щеголеватого студента Кембриджа, которому уже двадцать один?

Когда ей исполнилось восемнадцать, Изабель казалось, что она уже наполовину влюблена в Уильяма. У него же на нее вечно не хватало времени, он считал ее легкомысленной пустышкой. Многие ее подруги восприняли феминистский дух шестидесятых, стали врачами, юристами и даже имели свой бизнес. Изабель никогда не питала таких амбиций. Самым большим достижением в жизни был ее первый выход в свет в то время, когда это уже не имело большого значения. Она знала, что Уильям, который уже тогда был очень серьезным молодым человеком, считает ее ужасно глупой.