Компания «Ксено» приобрела необходимые аппараты, и теперь в перечне услуг появился пункт: «Создание нейронной копии, загрузка копии в новый объект».

– Теоретически разницы нет, – рассуждал Виктор, подсоединяя кассету-носитель к ободу наголовника, – а практически… ну сейчас увидим. Запускаю!

Медленно ползла шкала загрузки, светился бледно-голубым светом широкий обруч на Ксюшиной голове. Пять процентов… двадцать… сорок пять…

– Девяносто пять… сто процентов!

Они пристально смотрели в лицо Ксении, пытаясь по едва заметной мимике угадать, можно ли поздравить себя с удачей.

– Пусть поспит, – решил Филипп, – подождём до утра.

Он всю ночь не отходил от дочери, не спал – дремал, открывая глаза на любой шорох. Под утро, едва стало светать, Филипп услышал тихое шипение поднимаемой крышки кувеза. Встрепенулся, протёр глаза. Дочь по-прежнему спала, и непонятно было, почему открылась панель.

Какое спокойное лицо! Маленькая ладонь уютно лежала под розовеющей щекой, белая больничная сорочка обтянула плечико. Филипп наклонился, вдохнул знакомый запах молока и карамели и вдруг заметил прилипший у Ксюшиного носа волосок. Что такое?.. Захватил двумя пальцами, потянул и с изумлением понял, что волос не прилип, а растёт из щеки.

Ксюша по-собачьи заскулила, как-то неумело, ребром ладони потёрла больное место. На её щеках стремительно пробивались новые усы и рыжая шерсть, лицо вытягивалось на глазах, превращаясь в собачью морду. Филипп в ужасе отпрянул, попятился и упал, зацепив ногой кресло.

– Шеф!

Он почувствовал чьё-то прикосновение, разлепил оплывшие глаза, огляделся и облегчённо выдохнул. Крышка кувеза была опущена, Ксюша спокойно спала. Прядь светлых волос упала на чистое лицо без следов шерсти.

– Страшное приснилось? – спросил Виктор, поправляя шапочку. – Ты вскрикивал во сне.

Филипп замялся:

– М-м-м… не помню… Уже утро? Когда же Ксения придёт в себя?

– Успокойся, всё хорошо. Дышит самостоятельно, все показатели в норме.

– Открою крышку, так будет лучше.

Холодный воздух потревожил спящую, она глубоко вдохнула и подняла веки. Учёные впились в Ксюшу глазами, выискивая хоть самый маленький проблеск сознания и боясь не найти его.

– Пап… – шевельнулась она.

– Доченька… доченька моя!

Камень, даже не камень – огромный валун упал с души Филиппа, он едва устоял на ногах, лишившись этого привычного груза.

– Я в больнице?.. Я что, тонула?

– Мы с доктором спасли тебя. Доктор, отойдём на два слова. – Филипп потянул Виктора в сторонку и зашептал на ухо: – Старина, мы поедем домой, пока народ не повалил. У меня море отгулов накопилось за эти дни… и у тебя тоже.

– Я провожу.

Они бежали из лаборатории, как преступники, взломавшие сложный банковский сейф, и сейчас мечтали скрыться с добычей. Да так, собственно, и было. Филипп держал на руках сокровище, перед которым меркли все деньги мира, Ксюшин голосок звучал музыкой. Господи, какое счастье!

Филипп давно не помнил дом таким пустым и тихим: не слышно голоса Лики, не взвизгивает радостно Илюшка, не урчит Люси, не доносится гул робота-уборщика, натирающего пол, молчит посудомоечная машина. И Ксюша почувствовала что-то непривычное, замерла на пороге и принюхалась.

– А где мама? Её нет давно, в доме не пахнет мамой.

– С братиком на даче. Я позвоню, они сегодня же приедут, – весело объяснил Филипп, не удивляясь словам: «В доме не пахнет мамой».

Понятно, что не пахнет. Не чувствовалось аромата Ликиных любимых духов и шампуня, нет запаха свежих булочек с корицей и изюмом, которые она так часто пекла.

– Ксюшенька, тебе надо одеться, пойдём в твою комнату.