Гордей останавливается у столешницы с умывальниками, ставит меня на пол.

— Скоро приду, жди здесь, — рявкает и, зло развернувшись, покидает уборную.

Кажется, за дверью я даже слышу крики, но боль всё перебивает.

Быстро снимаю с себя свитер, хватаю салфетки. Намочив их, пытаюсь успокоить горящую кожу. Благо жар отступает. Но чувствую, это будет беспокоить меня ещё несколько дней. Как назло, ошпарила грудь, которую так любит Сонечка. Придётся ей пока пососать другую.

Чёрт, а что с одеждой делать? Надевать грязный и всё ещё мокрый свитер? Ждать Игоря в таком виде? Выбора нет.

Только взяв его в руки, кидаю взгляд вперёд, в зеркало.

Вздрагиваю.

От вдруг появившегося за спиной Волкова.

Что, опять?.. Почему он заходит именно в эти моменты?

Ай, плевать, всё уже видел. А несколько лет назад так вообще…

Машу головой, прогоняя сцены нашего секса.

— Нормально всё? — нахмурившись, осматривает меня с головы до ног в отражении. Но сейчас без плотского желания, как в прошлый раз. А изучающе, выискивая красные следы на коже.

— Да, — киваю, прижав к груди ткань.

Он неожиданно останавливается в полуметре от меня, вскидывает ладонь. А там голубенький тюбик с известным названием. Успокаивающий крем принёс…

— На, помажься.

Неуверенно оборачиваюсь, принимаю крем из его рук.

— Отвернись, — говорю бойко. Хватит ему меня взглядом есть.

Он чуть не закатывает глаза, но отворачивается. Отложив свитер на столешницу, быстро мажу повреждённую кожу, поглядывая на себя в зеркало. И на коротко выбритый затылок.

Мгновенно становится легче, и я даже выдыхаю.

Вот же беда… Я вообще переживу этот декабрь? Или я завтра отравлюсь, и все?

Слышу какое-то копошение и снова гляжу в зеркало. Волков раздевается. Снимает с себя пальто, шарф. Затем чёрный приталенный пиджак. И, не поворачиваясь, протягивает мне.

— Зачем? — вытаращив глаза, лепечу. Пока не принимаю.

— Кофта загаженная.

Так-то, да. Если просушу, то свитер все равно останется грязным.

Нехотя, но всё же принимаю его помощь.

— У тебя же встреча, — напоминаю ему. — Как без пиджака?

— Да хоть голый буду, — усмехается. — Эта сделка им нужна.

— Ладно…

— А на этих козлов налоговую натравлю, — вдруг выплёвывает, весь напрягшись.

Ой, это он умеет. Раньше он работал в налоговой. Был важной шишкой, начальником всего. Имел связи, да и сейчас наверняка с вышестоящими… Даже с президентом виделся. Но потом вроде ушёл в свой бизнес. А связи остались.

— Оставь, — прошу его. — Не под новый год же… Людей без работы оставишь.

— Думать будут, — цедит сквозь зубы. — И работать нормально, а не через пиз…

Осекается. И хорошо. А то у меня завянут уши.

Тяжело вздыхаю, зная, что его не переубедить. Надеваю его пиджак, в котором буквально тону. Машу руками, смотря на свисающие длинные рукава. Неудобно… Но лучше, чем мокрый свитер. Сейчас вернусь в зал, надену куртку. Чтобы, когда приехал Игорь, не вызвать лишних вопросов.

Поворачиваюсь к Гордею.

— Я всё.

Поворот его широких плеч в этой узкой комнате мог бы сшибить меня с ног. Но он делает это аккуратно. Мы стоим друг напротив друга, буквально в тридцати сантиметрах, и уборная кажется жутко тесной и маленькой.

Подняв взгляд, облизываю сухие губы.

Вспоминаю, как он понёсся ко мне с салфеткой. А потом схватил на руки и уже собирался поехать в больницу.

— Спасибо, — говорю искренне, чувствуя в груди воцаряющееся тепло. Совсем на секунду. А потом перестаю его чувствовать, концентрируясь только на бешено стучащем сердце. — Я, наверное, вызову такси и поеду к брату.

Говорю это, а сама не понимаю смысла.

Плавлюсь под взглядом его пронзительных тёмных глаз.