Иван Иванович Шувалов сличил записки. Они были как две капли воды похожи одна на другую.

– Здесь даже не требуется суда Соломона, – заметил он. – Всякому свое.

Князь и Свиридов посмотрели друг на друга, обменялись записками, пробежали их молча глазами и возвратили друг другу, затем снова посмотрели друг другу в глаза и вдруг гомерически расхохотались.

Они оба, скорее, упали, нежели сели на один из диванов, продолжая неудержимо хохотать. Шувалов только смотрел на них. На его красиво очерченных губах тоже играла улыбка.

– Ну, – сказал он им, когда они перестали смеяться. – Стоило из-за этого убивать друг друга? Если бы я не подал вам совета объясниться хладнокровно и обстоятельно, один из вас, быть может, через несколько дней лежал бы в сырой земле. Эх вы, юнцы! Знайте же раз навсегда, что не стоит драться из-за женщины!.. Положим еще, если бы из-за законной жены! Да и то…

– Что теперь нам делать? – спросили в один голос оба соперника.

– Иван Иванович, дайте нам совет, – обратился к Шувалову Свиридов.

– Посоветовать что-нибудь очень трудно… Впрочем, вот что… Садитесь за этот стол, я дам вам карты, и вы, совершенно спокойно, без всякого волнения, всякой ревности, с картами в руках вместо шпаг, можете оспаривать друг у друга вашу возлюбленную и дадите обещание заранее подчиниться велению судьбы.

– Нет сомнения, что это было бы весьма благоразумно, – сказал князь Луговой. – Но в чем же, собственно говоря, состояло бы здесь наказание для этой женщины? Ведь в данном случае необходимо, чтобы порок был наказан.

– Прекрасно, – заметил Иван Иванович с тонкой иронической улыбкой, – но я не вижу здесь добродетели, которая должна бы восторжествовать.

– Перестаньте шутить, Иван Иванович. Во всяком случае, женщина, которая, вследствие обмана и кокетства, готова была причинить такое страшное несчастье, должна потерпеть наказание. Что скажете вы на это, Петр Игнатьевич?

– Дорогой князь, я нахожу это приключение до того смешным и так много хохотал, что не имею решительно никакого мнения…

– Итак, карты вам не нравятся? – сказал Шувалов. – А между тем это было бы средство очень легкое и практическое.

– Нет, – отвечал князь Луговой, – оно мне не по вкусу.

– Есть еще другое средство, а именно – пусть каждый из вас, по обоюдному согласию, обещает никогда не встречаться с изменницей. Увидя, что ее оставили так внезапно, она, быть может, поймет, какую страшную ошибку сделала. Наверное, она почувствует сожаление и некоторого рода тревогу.

– Этого недостаточно.

– В таком случае говорите сами, чего вы хотите?

– Если бы мы пришли к ней с письмами в руках и показали их ей, не говоря ни слова, а затем разорвали их в ее присутствии с величайшим презрением.

– Недурно придумано, – заметил Свиридов.

– Даже очень хорошо, – поддержал Иван Иванович. – Но каким образом приведете вы в исполнение эту удачную мысль? Явитесь ли вы к ней среди бела дня, в гостиной, в то время, когда она, может быть, принимает гостей? Это будет недостойно таких порядочных людей, как вы, и месть будет чересчур сильна.

– Совершенно справедливо, – согласился князь Луговой. – Но я не так выразил свою мысль. Мы явимся тихонько вечером, пройдя в маленькую садовую калитку… Не так ли, Петр Игнатьевич?

– А если калитка будет заперта? – возразил Шувалов.

– Ключ обыкновенно дают нам и, без сомнения, попеременно. У кого ключ сегодня?

– У меня, – вздохнул Свиридов.

– А, теперь понятен ваш гнев! Когда же мы исполним наш план?

– Завтра вечером, князь, если вы не прочь. Мы войдем, когда княжна, верная своим привычкам, отошлет слуг, войдем так, как будто каждый из нас действует для самого себя лично, – украдкой, как двое влюбленных, желающих провести приятно время, тем более что все это совершенная правда.