– Да, Эндрю? – спросила женщина.

– Я… если можно… Скажите, если нет… Если завтра я найду в себе силы вернуться… Вы сможете уделить мне немного времени? Я понимаю, что вы, наверное, очень заняты, так что если это неуместно…

Первый день предполагаемого отпуска.

– Конечно, я найду для вас время, Эндрю, – сказала доктор Блейдс. – Столько, сколько вам нужно.

– Спасибо. Вы… очень… Думаю, вы сможете мне помочь.

И, густо покраснев, Тонер вышел.

Испытывая облегчение, что он не попытался заплатить, Грейс вернулась в кабинет и долго стояла там. Она надеялась, что в конечном счете придет в норму, но потом поняла, что у нее ничего не выйдет, и направилась в гараж.

Гадая, позвонит ли Тонер.

Понимая, сколько смыслов может содержаться в этом вопросе.

Она надеялась снова увидеться с ним. Надеялась, что не будет врать себе насчет причин этого.

Когда Грейс задом выезжала из гаража, приземистый седан, стоявший чуть дальше по улице, включил фары и двинулся к ней.

Необычно для этого тихого квартала, хотя такое случалось и прежде.

Тем не менее – одинокая женщина всегда должна соблюдать осторожность – Грейс проверила, что двери «Астон Мартин» заперты, и только потом тронулась с места и повернула на восток.

Машина двигалась за ней, и женщина была готова, если потребуется, отрываться от преследования. Но затем седан остановился, развернулся в три приема, воспользовавшись подъездной дорожкой к одному из домов, и поехал в обратном направлении.

Блейдс смотрела, как уменьшаются, а затем исчезают его габаритные огни. Возможно, это были копы в штатском, нечто вроде поста против грабителей – в Западном Голливуде орудовали взломщики.

Или у водителя была причина быть здесь, а она просто поддалась иррациональной тревоге, потому что сегодняшний день был… другим.

Завтра будет новый день.

Позвонит ли он?

Восьмой день рождения Грейс прошел незамеченным. После красной комнаты она жила в семи семейных приютах. И всегда это был бизнес, которым занимались ничем не примечательные люди: их привлекали государственные деньги, а иногда возможность почувствовать себя благородными.

От других приемных детей Грейс слышала истории о плохих мужчинах, которые прокрадывались в спальню посреди ночи, и о плохих женщинах, которые делали вид, что об этом не знают. Одна из многочисленных соседок по комнате, девочка по имени Бриттани, вскоре после своего появления задрала блузку и продемонстрировала грубый шрам – по ее словам, приемная мать специально обварила ее кипятком.

Грейс была готова в это поверить – судя по тому, что она видела, люди были способны на все. Но Бриттани любила приврать, в том числе и о всякой ерунде, вроде того, что она ела в школе. А еще она воровала белье Грейс, и поэтому та предпочитала пропускать ее слова мимо ушей.

За три года Грейс ни разу не сталкивалась с физическим или сексуальным насилием. По большей части на нее не обращали внимания и разрешали ей делать все, что хочет, лишь бы она никого не беспокоила – каждый ребенок приносил приемной семье немалый доход, и поэтому такие семьи старались взять себе как можно больше детей и держать их как можно дольше.

Однако социальные работники почему-то все время переводили Грейс из семьи в семью. Причинами девочка не интересовалась – ей было все равно. Все приемные семьи похожи друг на друга. Главное, чтобы ее оставили в покое и у нее была бы возможность читать.

Однажды социальный работник по имени Уэйн Кнутсен, который перевел ее из семьи номер шесть в семью номер семь, появился снова. Он явно нервничал и смущенно улыбался.

– Догадываешься, в чем дело? Ты уж извини, детка.