– Тихо, тихо, Дмитрий Олегович, все под контролем, не переживайте, он ничего не сможет сделать и сгинет вместе со своим родителям. – Смотря в глаза собеседнику, говорит Тимофей Ярославович. – Он у нас на крючке, не стоило ему тогда воскресать.

Не понимаю, о чем они говорят, но мне это не нравится. Мне вообще ничего тут не нравится, много интриг и опасностей. Но самая главная опасность для меня – это мой муж, который сейчас обнимает меня за талию. Сжимаю в кармане платья маленький флакончик, он хоть немного успокаивает меня.

– Хорошо, тогда мой информатор скоро принесет еще информацию, и можете начать хоть что-то делать.

Мы уходим, и к нам уже спешит мой отец с матерью. Они улыбаются, видя нас, а я не хочу их видеть. Но Глеб упорно не отпускает меня, не давая даже отойти в туалет.

– Не хочу… – только шепчу я.

– А тебя никто не спрашивает, – опять сквозь зубы произносит мой теперь уже муж, улыбаясь моим родителям. – Здравствуйте, Александр Николаевич, сегодня нам не удалось поговорить…

– Да, да, но сегодня я отдал тебе самое ценное, мою младшую и любимую дочь Арину! – с гордостью произносит отец. А мне хочется рассмеяться ему прямо в лицо. Если бы он любил меня, он бы не сделал то, что делает сейчас. Не отдал бы меня ему.

– И я благодарен вам, – учтиво улыбаться Глеб. – И, конечно же, вы заручитесь поддержкой моего отца.

– Правильно, ведь теперь мы семья, – самодовольно произносит отец, улыбаясь тоже.

Наконец-то меня оставляю одну, так как мужчинам нужно пообщаться наедине. Хотя как одну, рядом со мной стоит мама, и я чувствую, как Глеб то и дело смотрит на меня.

– Арина… доченька… – опять говорит мама виноватым голосом, избегая смотреть на меня. – Что у вас произошло с Яночкой, она сказала, что ты выгнала ее…

– Да, мама, это так, – холодно произношу я, нет смысла врать. Мама вскидывает на меня шокированный взгляд.

– Но как же… вы же сестры… – все еще не верит, что я это сделала.

– Я больше не чувствую этого, она считает меня ненормальной и вруньей, тогда пусть думает, что это и правда так, – в моем голосе сарказм.

Потому что я не могу уже притворяться, делать вид, что все хорошо. Делать это для нее, чтобы не разрушить ее хрупкий мир, который итак уже трещит по швам. Мой уже давно разрушен, они не пожалели меня и теперь я тоже не хочу жалеть, бью по самому больному. Отец уже получил, что хотел, но ценой своей дочери.

– Ариночка, прошу, помирись с Яночкой, вы же сестренки, – умоляюще смотрит на меня мать. – Я уже смирилась, что ты обижена на нас с отцом. Хотя мы все делаем для твоего будущего. Но Яночка тут не при чем!

– Для своего будущего, мама, только для своего! – опять холодно. – Мы больше не сестры. Больше у меня нет семьи.

Она вздрагивает. А я не чувствую ничего, в моей душе уже все оборвалось. Кровь уже текла из моего сердца, и сейчас там огромные шрамы, которые никогда не затянутся. По крайней мере они уже не кровоточат.

Отхожу. Хочу уже уйти в туалет. Но перед самым выходом меня опять ловит Глеб.

– Куда собралась? – спрашивает он, грубо встряхивая.

– В туалет, мне нужно в туалет!– тоже не остаюсь в долгу, отвечая ему громко.

– Первый и последний раз предупреждаю – никогда не повышай на меня голос, – почти рычит он, больно хватает за подбородок, сжимая скулы. Хватаюсь за его руку, чтобы отцепить его, но это практически невозможно. – И только подумай о какой-либо глупости. Я тебя потом из-под земли достану!

Он еще несколько секунд смотрит на меня, а потом отпускает, отталкивает так, что я больно ударяюсь об стену.

– У тебя минута, не успеешь, получишь сегодня ночью двойное наказание, – произносит он, смотря на свои дороги часы. – Время пошло, я буду ждать тебя на этом месте.