Я не знаю всей истории, отец всегда умалчивал об этом, не любил, когда произносили фамилию Сафиных.

– Он предал своих хозяев, решил, что он будет господствовать, – шепотом говорит мужчина, наклоняясь ко мне ближе, так, что я чувствую его дыхание очень близко от своего лица.

– Но он слишком сильно ошибается, ему все вернется в еще большем размере…

Руки на моей шее сжимаются сильнее…

А на глазах уже начинают выступать слезы. Мне страшно, теперь мне хочется убежать отсюда. Возможно, я ошиблась в Климе, и тот еще страшнее и опаснее, чем мой жених.

– Как ты думаешь, что мне мешает убить тебя прямо здесь? – Я вижу, как его губы растягиваются в легкой усмешке. Он словно кот, который видит мышь, знает, что она никуда не денется, и сейчас просто хочет с ней порезвиться, напугать до смерти, чтобы потом съесть. – Твой труп нигде не найдут, папочка будет расстроен или даже в ярости. Или нет? Скажи мне, Арина… – Склоняется еще ближе. – Твой папочка любит тебя?

Смотрю на него, но не могу вымолвить ни слова, мне слишком страшно. Не желаю разозлить его еще больше, почувствовать на себе еще больше гнева.

– Отвечай!

– Н-не знаю… – хрипло произношу я сквозь пересохшее горло.

– А хочешь, я сам отвечу на этот вопрос? – холодно говорит Клим. – Твой папочка – истинный сукин сын, который ради своей выгоды отдает свою младшую дочь за сына богатого банкира, который славится своими изощренными вкусами. Полиция закрывает на все глаза, ведь папочка хорошо им отстегивает. И твой отец тоже решил воспользоваться хорошими связями, отдав свою дочь садисту.

На его губах улыбка. А мне хочется плакать. Клим все знает, скорее всего, знал с самого начала и знает, зачем я тут.

– Поэтому открою тебе глаза, Арина, – шепот – словно приговор. – Твой папочка никого не любит, кроме себя.

И тут мужчина отпускает меня, отходя. Ноги меня не держат, и я падаю прямо на пол. Ничего не вижу, слезятся глаза, и мне нечем дышать. Меня всю трясет, а он стоит передо мной и смотрит, возможно, даже наслаждается тем, что родная дочь его заклятого врага валяется у его ног.

Все передо мной расплывается, я вижу только его массивные ботинки.

– Говори мне, зачем пришла, и проваливай, – наконец-то Клим бросает мне.

Я больше не хочу его помощи. Уже не знаю, что будет хуже: быть во власти мужа-садиста или в его власти. Он такой же моральный урод, который тоже ненавидит меня.

Я поднимаюсь. Ноги дрожат, однако я не буду говорить то, о чем хочу, валяясь у его ног. У меня есть гордость.

В моем сознании будто что-то переключается, мне словно становится нестрашно. Что может быть еще хуже? Мой последний шанс провалился с треском. Больше мне ничего не поможет.

– Я хочу, чтобы вы выкрали меня, не дали совершиться свадьбе, – смотрю на него, в этот раз я выдерживаю его взгляд. – Вы правы, я знаю, кто мой жених. Садист, я видела, сколько бедных девушек умирали, проведя с ним ночь. Но моего отца это не останавливает. Он хочет этой свадьбы и, значит, моей смерти. Вы единственный, кто может мне помочь, тот, кто поможет сбежать и скрыться, потому что отец боится только вас! А сейчас я понимаю, что это невозможно, и я зря пришла сюда.

Мой голос дрожит, из глаз льются слезы. Но его это не трогает, мне кажется, его вообще ничего не трогает. Хозяин клуба смотрит на меня безэмоционально, как будто ему рассказывают что-то обыденное.

Понимаю, что мне нужно уходить. Прочь из этого кабинета, прочь от него. Клим молчит, и я отворачиваюсь и тяну дверь на себя. Чувствую, как мужчина глядит мне в спину, прожигая ее. Выхожу, мне нечем дышать, словно тут выкачали весь кислород, оставляя крупицы. Мне нужно срочно на улицу. Надо найти Аллу и, возможно, уехать отсюда, или пусть она остается. Я хочу домой.