Сильвия прислонилась к стене и, выдернув ладони из его рук, закрыла лицо.

– Нам необходимо финансировать альтернативную партию Вьетнама, чтобы противостоять Вьетминю.

Сильвия опустила руки:

– Ничего не сообщая Франции?

– Верно.

– Но что с моим отцом? Он все знает. Разве это не пошатнет его положение в правительстве?

Сестра расплакалась. Кошмарно увидеть все через глазок, но находиться в комнате – в сто раз хуже. Марк положил руку на плечо Сильвии, а второй приподнял ее голову за подбородок, смахивая слезы. Он развернулся спиной к Николь и шагнул вперед, загораживая Сильвию. Николь не видела их лиц, но Марк чуть склонился над ее сестрой, будто целуя. Затем обнял.

– Пойдем отсюда, – сказал он.

Сильвия кивнула, и они пошли прочь. Марк вел девушку под руку. Они двинулись по коридору к лестнице, а воздух наполнялся густым и сладковатым запахом крови. Привычный мир Николь рушился на глазах.

Солнце уже поднялось над горизонтом, озаряя все кругом яркими лучами. Николь сидела возле окна и смотрела в одну точку до тех пор, пока не заболели глаза. Прошлым вечером она ускользнула с бала, слишком потрясенная увиденным. Всю ночь пыталась забыть то, что произошло. Свернулась в клубок, задыхаясь от потрясения. Из груди рвались наружу сдавленные всхлипы. Перед глазами Николь стояла кровь. Девушка сжала руки в кулаки и заслонила ими глаза. Мир закружился. Красный. Ярко-красный…

Она опустила руки, затем выбралась из постели, и, чтобы унять душевную боль, ударила кулаком по стене.

На улице стояла жара и духота, однако Николь жутко хотелось сбежать из дома.

Она умылась, набросила на себя первую попавшуюся одежду и побежала на кухню. Лиза стояла спиной к двери и помешивала что-то на плите, но, заслышав шаги Николь, обернулась. Девушка преступала с ноги на ногу, безвольно опустив руки. Не стоило спускаться на кухню, Лиза сразу заметит, что у нее глаза на мокром месте.

– Бог ты мой, дитя, – сказала кухарка. – Что с тобой стряслось? Кофе на плите, наливай.

Взяв чашку, Николь подошла к плите, но, когда попыталась налить кофе, затряслась рука. Кофе пролился. Услышав шипение, Лиза подошла к ней.

– Что же такое! Присядь, я принесу тебе кофе.

– Я ухожу. – Николь покачала головой. – Забегу в кафе.

– Нет, ты останешься здесь. Ты же белее мела! Твой отец не простит мне, если я отпущу тебя в таком состоянии.

Николь тоскливо посмотрела на Лизу. Больше всего на свете хотелось оказаться в теплых объятиях кухарки и рассказать все, что случилось, но девушка смолчала. Это слишком ужасно. Николь опустила взгляд, зная, что ей придется держать рот на замке: она никому не расскажет, что увидела в подвале.

Лиза намолола зерен и заварила кофе заново, наполняя комнату ароматом. Когда все было готово, кухарка принесла две кружки и села рядом с Николь.

– А теперь рассказывай, почему у тебя такой вид? Слишком много шампанского? Все дело в этом?

Николь глотнула горячего кофе, не заботясь о том, что он обжигает ей горло, потом вытерла рот ладонью.

– Совсем не понимаю нынешних девушек. Вам нужно нормально питаться. Может, сделать самые вкусные на свете яйца пашот?

– Мне сейчас кусок в горло не полезет.

– Круассан?

Николь поднялась на ноги.

– Прости, мне пора…

Она замолчала, часто-часто заморгав. Еще немного, и расплачется.

– Мне пора идти, – сказала Николь, проскользнув мимо Лизы.

Девушка развернулась на каблуках и побежала прочь.

На улице ее шаг ускорился, она перешла на бег, и сердце забилось чаще. Голову сдавило, но она не остановилась. Пока Николь бежала, в голове не было мыслей о крови.

Дождь зарядил не на шутку, разгоняя собравшихся на рю-Поль-Берт. Николь опустила голову и пробежала мимо. Возле «Мезон Дюваль» на углу она увидела отца – он стоял на тротуаре под навесом. Отец помахал ей, но Николь сильнее склонила голову. Она не могла даже смотреть на него: отец шокировал ее во второй раз. Николь видела, как он целовал в переулке ту темнокожую женщину с полуобнаженной грудью. Но случившееся вчера было хуже. Намного хуже.