Остановившись под ясенем, я набрала полные легкие чистого, прохладного воздуха. Мне с детства была знакома энергетика гистовых деревьев – нечто неосязаемое, но притягательное, как тишина пустой часовни или покой погоста. Но этот ясень был… живым, манящим. Как будто кто-то обнял меня и пытался прижать к себе. Самое сильное чувство, что мне довелось испытать среди гистовых деревьев.

А потом я заметила монеты. Сотни – нет, тысячи, десятки тысяч, они вросли в толстую кору ясеня и намертво застряли в ней. Самые разные, большие и маленькие, из золота, серебра, меди, из сплавов, про которые я и не слышала. Монеты покрывали ствол, как чешуйки. Я смахнула снег с корней и увидела, что они тоже усеяны монетами. А когда подняла голову, оказалось, что даже самые высокие ветви покрыты такой же чешуей.

– Что это? – спросила я, как только Димери подошел.

– Десятина, – ответил он, протягивая мне мелкую медную монетку. – Найдите место, куда ее пристроить.

– А зачем?

Я взяла монету, все еще теплую, и держала в руке, пока морской ветер не охладил нас обеих.

– Потому что, если провести ночь на Десятине и не сделать подношения, остров попытается убить вас.

Димери достал еще одну монету и нашел молоток, висевший на кожаном шнуре. Взяв его, он принялся обходить дерево. Наконец мужчина увидел место, где кора наросла поверх других монет, повернул молоток острым концом и сделал зазубрину. Вложив туда монету, он ударил молотком, вгоняя ее поглубже.

Стук нарушил тишину церковного двора. Когда монета заняла свое место, Димери отступил назад и протянул молоток мне.

– Попытается убить? И как же? – спросила я, принимая молоток. – А главное, зачем?

– Сотни лет назад первые поселенцы из Устии начали использовать гистовую древесину не только для изготовления кораблей, а еще для строительства домов. – Димери кивнул головой в сторону крыш и дымоходов прибрежного городка. – Опасное решение. В других местах оно для многих обернулось бедой. Но здесь люди и гистинги пришли к соглашению. Гистинги поклялись защищать город, как до этого защищали корабли, если их не отправят обратно в море. Клятва гистинга не может быть нарушена – разве что другая сторона нарушит соглашение первой. Люди сдержали обещание. А со временем здесь начали расти и гистовые деревья. Теперь люди и гистинги живут вместе, в мире и согласии.

Я задрала голову, всматриваясь в крону гигантского ясеня, раскинувшегося надо мной.

– Деревья, подобные этому ясеню, вырастают там, где в одном месте собирается много гистингов, – продолжал Димери, глядя не на меня, а на ясень. – Материнское древо. Так что теперь каждый, кто высаживается на остров, должен отдать дань уважения его правителям: хозяйке порта и гистингам.

– Все-все? И что, вся команда вашего корабля тоже придет сюда?

– Только те, кто намерен остаться на ночь на берегу, – кивнул Димери.

Он повернулся и показал на другие деревья, росшие во дворе церкви. Блеск монет в их стволах подсказал мне, что и они получили подношения.

– Поэтому Десятине не нужен ни форт, ни замок. Гистинги охраняют это место. И получают за это плату – десятину. Десятину Зимнему морю и Темным водам.

Темные воды. Так моряки называли Иное, место, где обитали гистинги, моргоры, имплинги и даже стрекозы из наших фонарей. Там же штормовики вроде меня черпали свою силу.

Я провела пальцем по чешуе из монет. Ветер шумел в ветвях, но как только я начала тихонько напевать, шум утих. Димери внимательно наблюдал за тем, как я иду вокруг ясеня, проводя рукой по стволу, и как постепенно изменяется сила ветра.

Морозный воздух приятно холодил. Я нашла свободное место на стволе, между мерейской монетой и кругляшом из жести, который трудно было опознать, и стала пристраивать собственную десятину.