Девушка сняла резинку с карандашей и закрепила ею хвост, чтобы волосы не мешали рисовать. Надо было выбрать подходящий для набросков тип стержня: H, B или HB.

"Бэ или Аш-Бэ? – спросила у наставника Сирена. – Что-что вы говорите: Бэ слишком мягок для такой бумаги? Ну, тогда я возьму средний – Аш-Бэ. – Подняв со скамьи карандаш, Сирена поднесла его к глазам, чтобы оценить остроту заточки, и тихо констатировала: – Отличный выбор... девушка".

В первую очередь предстояло нанести разметку: легонько начертить вертикальную и горизонтальную оси, центрировать окружность Солнца. Потом надо было сделать наброски гор и силуэтов зависших кораблей. Очень важно соблюдать пропорции, ведь в противном случае точной копии не будет.

Вспомнилось, как Аква задала рисовать ключевую сцену из "Репки". Изобразив сперва овощ, Сирена решила продолжить не с начала "очереди", а с ее конца – более простой и мелкой мышки. В итоге, пока натренированные руки дошли до репки, места для деда с бабкой не осталось, и они "переместились" на противоположную сторону.

В памяти прочно засел нянин хохот. Она шутила, что так история стала более жизненной. Даже предлагала нарисовать уже разорванную репку... 

Поборов страх пустого листа, Сирена неспешно занялась делом: целлюлоза медленно, но уверенно покрывалась слоем карандашного графита.

С каждой минутой пустота все больше обретала форму. Старое облезшее полотно реинкарнировалось с помощью молодого, чистого тела: по воздуху переносились грубые штрихи и мелкие пунктиры.

На белом фоне выросли облака, скользящим движением был начертан свод тяжелого светила, тонущего в горизонте. Лучи безвольно разбивались об осколки военных кораблей, которые почили над этим пыльным, безжизненным адом...

Просто картина, типичный образ наравне с "Девятым валом". Но было трудно остаться нейтральной – в голову лезли грустные, мрачные мысли.

Представлялось, как офицеры приказывали летчикам пикировать над окопами. Как у них во рту становилось сухо от вида разрывающихся бомб. Как из штаба поступали команды жечь все к чертям до последнего флага.

А что чувствовали колонисты? Это был страх, гнев или презрение? Наверняка ведь там внизу было немало мирных людей: женщин, стариков, подростков. Учителей и врачей.

Они просто хотели жить.

Молодые девушки ждали своих мужей у дрожащих окон. Закрывали уши детям, пряча их в подвале от шрапнели...

Сирена так сильно сжала грани карандаша, что через подушечки пальцев проскочил нервный импульс. Будто ударило током. На мгновенье показалось, что боль, запечатленная в полотне, вырывается наружу.

Девушка откинула голову назад, чтобы лучше рассмотреть набросок.

Десятки корветов, сотни расплавленных пушек, тысячи загубленных жизней... Это и есть Титан, каким его довелось увидеть художнику. Беспощадная проза жизни.

"Интересно, правда ли то, что картину заказал сам капитан?" – подумала Сирена.

Она ослабила хватку мольберта и вынула кривой подрамник из зажимов. На обратной стороне кнопка держала ветхую бумажку с надписью: "С. Вольф".

Но может, это имя самого автора?

Порывшись в саквояже, девушка достала небольшой альбом. Внутри ничего не было. Зато на обложке кто-то выдавил пером: "К. Жекель" – таким же красивым почерком, как и надпись на картине.

Пальцы скользнули по желобкам на глянцевом картоне: возникло странное чувство дежавю. Сместив фокус на свои "Белые ночи", Сирена перевернула коробку и потерла ее рукавом кофты.

"По всей верфи она бегала", – прозвучало с укором.